Дневник. Поздние записи
Шрифт:
— Что с тобой? — яблоко замерло около ее губ.
— Ничего.
— Мне жаль, что я не помню тебя, — проговорила она, понижая голос. — Я помню, что ты говорил. Я знаю, почему ты здесь. Но в остальном — пустой лист. Думаю что я тебя любила, ведь с тобой так легко. Но, Алекс, дай мне время.
— Карина, со мной совсем не легко. Поверь, тебе просто так кажется. И я тебя боюсь ничуть не меньше. Эта операция разрушила мою жизнь так же, как и твою. Ты сейчас запросто можешь объявить, что годами я мечтал и строил планы понапрасну. Время? Я не против, забирай. Но это для тебя жизнь началась с начала, а моя продолжается. И раньше она была безупречной. Пока ты была со мной. Я бы очень не хотел все это потерять.
Выглядело так, словно впечатление на нее эти слова произвели, но пока не приехали Граданские, особого эффекта ничто не возымело.
Виктор привез с собой Элю, Константина с Вероникой, их дочь Виолетту и, конечно, Жен. На появление последней надеялись как на чудо. Вдруг Карина увидит ее и, как в фильме, все вспомнит. И Доктор Дауэрс не уставал повторять, что человеческий мозг — штука сложная, и вспомнить теоретически Карина может, а потому говорить девушке о том, что малышка — ее дочь, было строжайше запрещено. Вот и выбирай кого травмировать: память человека, восстанавливающегося после операции или психику ребенка трех лет.
Доктор Дауэрс, однако, морально-этическими вопросами не задавался. Его пациентка была не малышка, и хоть ты лопайся от злости, не свернешь. По поводу Жен была проведена целая воспитательная кампания. Алекс уже готов был сам ему голову открутить. Понятно, что три года, понятно, что все не просчитаешь, но можно было бы и не терроризировать ребенка с таким энтузиазмом!
Но обо всем по порядку. Сначала вошли в палату взрослые.
— Дорогая, — Виктор подошел к кровати Карины и самым что ни на есть естественным жестом обнял дочь. — Прости, что мы так долго добирались.
Она долго вглядывалась в лицо Виктора, будто ища фамильное сходство. А ведь Алекс даже не был уверен, что она запомнила собственную внешность. Однако потом вдруг Карина так тихо и неуверенно спросила:
— Папа?
И что-то внутри Алекса оборвалось. Его Карина никогда не стала бы с нежностью называть Виктора папой. Бедный Алексей Орлов. Он ведь обожал ее как свою, и вдруг она, забыв все обиды и утраты, с такой доверчивостью называет папой человека, который, по сути, ей чужой! Нет, Виктор будет о ней заботиться, без сомнений. Но… пожалуйста, если там, на небесах, кто-то есть, пусть бы она все вспомнила. Ведь Виктор… да он для Алекса больше сделал, чем для дочери. Дал фамилию. Домик подарил. И выделил деньги на операцию. Вот и все. Какой ужас, что только документы да улики имеют в нашей жизни значение. Доказательства. При потере памяти стало важным лишь то, что они оба ГРАДАНСКИЕ.
Вдруг Карина взглянула на Алекса — словно по привычке — и заметила выражение его лица. Она что-то явно поняла и спросила:
— В чем дело?
Ему оставалось лишь мотнуть головой. Надо отдать должное остальным, они тоже разыграли идеальную семейку, как по нотам. И Константин, и Эля, и даже Вероника.
Хотя казусы тоже имели место быть. Граданские были бы не Граданскими, если бы не отчудили что-нибудь совсем из ряда вон. Доктор Дауэрс, будучи человеком не слишком сведущим в тонкостях обращения с этими ненормальными, решил сделать перевязку при семье. Он деловито разрезал бинты на голове Карины, снял их, начал рассматривать швы… и тут Эля, захлебываясь слезами, вылетела из палаты. Зрелище лысой самой себя было выше ее сил. Она заперлась в туалете и рыдала там достаточно долго, чтобы по ее душу отправили следом медсестру с успокоительным. И вот тогда-то Жен и подослали.
А на Карину, надо сказать, она произвела впечатление не самое благоприятное. Девушка буквально приклеила улыбку и ревниво объявила:
— Алекс, это… твоя дочь? Вы безумно похожи.
Вот и все. План провалился с треском. Она даже не предположила. Алекс готов был ее убить за то, что губки Жен дрогнули, а глаза наполнились слезами. Пришлось срочно эвакуировать ребенка из палаты, долго объяснять, что мама не виновата, что она болеет, что ее нужно поддержать. А потом долго успокаивать и обнимать… и снова нести в палату, потому что иначе выглядело бы странно.
Что ж, ревность — это тоже неплохо, думал Алекс, пока в игру не вступила Вероника.
Карину с самого утра отвезли на очередное обследование, но обещали к обеду доставить, и Алекс как раз возвращался из отеля к ней, но по пути его перехватила женушка Константина.
Она шла к нему по коридору, покачивая бедрами. А он смотрел на эту мечту секс-маньяка и умолял ее сгинуть ну хоть куда-нибудь. Как привяжется ведь.
— Как дела?
— Хорошо, — пожал он плечами, стараясь выглядеть раскованно.
— Полагаю, это тяжело, — она провела пальцами по его виску, убирая с лица волосы. — Выглядишь уставшим. Представляешь, если она не вспомнит ничего, тебе, вероятно, придется растить ребенка одному.
— Давай к делу, чего тебе? — спросил он мрачно.
— Я могла бы помочь. В конце концов у меня дочь того же возраста, что и Жен…
— Благодарю, но нет, — буркнул Алекс, хотя ситуация была аховая. Он с этой женщиной спал, и, надо сказать, ни разу еще не жалел об этом. До сегодняшнего дня. Потому что на ее прикосновения реагировал неадекватно, и сейчас этого вовсе не хотел.
— Тяжело, наверное, обет целомудрия хранить, да? — улыбнулась она коварно. — Учитывая твое прошлое — в особенности.
И пока Алекс обдумывал как бы поэффективнее избавиться от нахалки, та наклонилась и впилась в его рот жадными красными губами. Не став заморачиваться на условности, Алекс схватил эту женщину за горло и приложил о стену, выбивая из легких кислород.
— Убирайся из Швейцарии. У меня далеко идущие планы и расписанное по часам будущее, в котором тебе выделено лишь одно место — за праздничным столом Граданских во время дежурного визита в честь нового года и дня рождения моей жены. И лучше я найму толпу шлюх воспитывать свою дочь, чем подпущу к ней тебя.
— Я… так не… думаю, — с трудом прохрипела она и кивнула головой в сторону. Черт, он уже знал, кого там увидит. Но все равно повернулся и отпустил шею Вероники. Она буквально сползла вниз по стене на корточки, опуская руки на пол и не переставая заходиться в кашле. Могло ли быть хуже, Алекс не знал.
Только вот… это сработало. То ли Карина вдруг осознала, что потерять его может в два счета, то ли ее привлекали далеко не самые светлые его стороны, но ее отношение изменилось.
— Я хочу на воздух, — потребовала однажды капризная пациентка. Вставать ей было уже можно, но не разрешалось гулять подолгу. Иными словами, врачи были решительно против.