Дневник
Шрифт:
И гладкая, широкая улыбка растекается по губам Грейс, и она говорит:
– Но Мисти, это правда: ты станешь знаменитой.
Улыбка Грейс – раздернутый театральный занавес. Ночь открытия сезона. Это Грейс, разоблачающая себя.
И Мисти говорит:
– Не стану.
Она говорит:
– Не смогу.
Она всего лишь обычный человек, что будет жить и умрет, забытый всеми, незаметно. Обыденно. Не такая уж и трагедия.
Грейс закрывает глаза. По-прежнему улыбаясь, она говорит:
– О,
И Мисти говорит:
– Стоп. Точка, абзац.
Мисти срезает ее словами:
– Тебе так легко вскармливать надежды других людей. Неужто не видишь, как сама их и губишь?
Мисти говорит:
– Я чертовски хорошая официантка. Если ты случайно не заметила, мы больше не принадлежим к правящему классу. Мы не пуп мира.
Питер, вот в чем проблема твоей матери: она никогда не жила в трейлере. Никогда не стояла в очереди в бакалейную лавку с талоном на льготную покупку продуктов. Она не знает, как жить в бедности, и не рвется учиться.
Мисти говорит: они б могли придумать что похуже, чем воспитать Табиту так, чтобы она вписалась в эту экономику, была способна найти работу в мире, который унаследует. Нет ничего дурного в том, чтоб обслуживать столики. Вылизывать номера.
А Грейс аккуратно кладет кружевную ленточку меж страниц дневника, чтоб отметить то место, где пришлось прерваться. Она поднимает голову и говорит:
– Тогда почему ты пьешь?
– Потому что люблю вино, – говорит Мисти.
Грейс говорит:
– Ты пьешь и шляешься с мужиками, потому что боишься.
Под «мужиками» она, должно быть, имеет в виду Энджела Делапорте. Человека в кожаных штанах, что снимает Уилмот-хаус. Энджела Делапорте с его графологией и фляжкой доброго джина.
А Грейс говорит:
– Я точно знаю, что ты чувствуешь.
Она складывает руки на дневнике у нее на коленях и говорит:
– Ты пьешь потому, что хочешь выразить себя и боишься.
– Нет, – говорит Мисти. Она отворачивает голову к плечу и искоса смотрит на Грейс. И Мисти говорит: – Нет, ты не знаешь, что я чувствую.
Огонь рядом с ними щелкает и посылает спираль из искр вверх, в дымовую трубу. Запах дыма выплывает наружу и распространяется от камина. От их праздничного костра.
– Вчера, – говорит Грейс, – ты начала копить деньги, чтоб уехать обратно в твой родной городишко. Ты их держишь в конверте, а конверт подсовываешь под краешек коврика, рядом с окошком в твоей комнатенке.
Грейс поднимает глаза, ее брови задраны, коругатор гофрирует пятнистую кожу лба.
И Мисти говорит:
– Ты за мной шпионила?
И Грейс улыбается. Она легонько стучит увеличительным стеклом по открытой странице и говорит:
– Это в твоем дневнике.
Мисти говорит ей:
– Это твой дневник.
Она говорит:
– Невозможно вести чужой дневник.
Просто чтобы ты знал: за Мисти шпионит ведьма и все-все записывает в зловещем красном кожаном блокноте.
А Грейс улыбается. Она говорит:
– Я его не веду. Я читаю его.
Она переворачивает страницу, смотрит на нее сквозь свою лупу и говорит:
– О, завтра, похоже, будет весело. Тут сказано, что ты вероятнее всего повстречаешься с милым полицейским.
Для протокола: завтра же Мисти сменит замок на своей двери. Pronto. [27] Мисти говорит:
– Стоп. Еще раз: стоп, точка, абзац.
Мисти говорит:
– Наша главная проблема сейчас – Табби, и чем скорее она научится жить обычной жизнью, в которой у нее будет нормальная, будничная работа и крепкое, надежное, обыкновенное будущее, тем счастливее она будет.
27
Быстро, «в темпе» (исп.).
– Секретаршей в офис? – говорит Грейс. – Чужих собак мыть? За чек на зарплату раз в неделю? Так, выходит, ты из-за этого пьешь?
Твоя мать.
Для протокола: она имеет право услышать ответ.
Ты имеешь право услышать ответ.
И Мисти говорит:
– Нет, Грейс.
Она говорит:
– Я пью потому, что вышла за глупого, ленивого, нереалистичного мечтателя, который был воспитан с верой в то, будто в один прекрасный день он женится на знаменитой художнице, и оказался не способен пережить крушения надежд.
Мисти говорит:
– Ты, Грейс, ты проебала своего собственного ребенка, и я не дам тебе проебать моего.
Наклонясь так близко, что становятся видны белая пудра в морщинах Грейс, в ее ритидах, и красные паучьи линии – там, где помада Грейс кровоточит в морщины, окружающие рот, – Мисти говорит:
– Прекрати ей врать, поняла? Иначе, клянусь, я завтра же соберу свои сумки и увезу Табби с этого чертова острова.
А Грейс смотрит мимо Мисти, глядя на что-то или кого-то у той за спиной.
Не глядя на Мисти, Грейс просто вздыхает. Она говорит:
– Ох, Мисти. Слишком поздно ты спохватилась.
Мисти оборачивается и видит Полетту, портье, – та стоит себе в своей белой блузке и темной плиссированной юбочке и говорит:
– Прошу прощения, миссис Уилмот?
Одновременно – и Грейс, и Мисти – они говорят, «да?».
И Полетта говорит:
– Я не хочу мешать вашей беседе.
Она говорит:
– Мне просто нужно положить еще полено в огонь.
И Грейс захлопывает книгу, лежащую у нее на коленях, и говорит: