Дневник

Пипс Сэмюэль

Отправился на теннисный поединок: принц Руперт и некий капитан Кук играли против Бэба Мэя и старшего Чичли; на матче, в котором встретились лучшие, по моему разумению, игроки королевства, присутствовали государь и весь двор. Но вот что примечательно: когда утром государь играл в теннис, я обратил внимание на весы, их несли за ним следом; как мне объяснили, весы эти предназначались для того, чтобы король мог после игры взвеситься; днем же мистер Ашбернхем сообщил мне, что государь, из чистого любопытства, имеет обыкновение взвешиваться и до и после игры, дабы выяснить, насколько он похудел; в этот раз государь потерял четыре фунта с половиною. 2 сентября 1667 года

Встретился с мистером Брисбейном, и, поскольку я давно уже вознамерился отправиться на Рождество в игорный дом (чего никогда прежде не делал), он отвел меня в дом королевского конюшенного, где игра начиналась около восьми вечера. Надо было видеть, сколь по-разному реагировали игроки на проигрыш: одни сквернословили и проклинали судьбу, другие лишь что-то бурчали себе под нос, третьи же

и вовсе не выдавали чувств. Надо было видеть, как на протяжении получаса одним беспрерывно везло, другие же, напротив, не выиграли ни разу. Надо было видеть, с какой легкостью выигрывались и проигрывались 100 гиней (игра шла только на гинеи). Надо было видеть, как два-три пьяных джентльмена клали на кон один 22 монеты, другой — 4, третий — 5, а затем, увлекшись игрой, забывали, кто какую внес сумму, и тот, кто поставил 22 гинеи, пребывал в полной уверенности, что денег у него было ничуть не больше, чем у остальных. Надо было видеть, какое существует многообразие способов заговорить отвернувшуюся от вас фортуну: одни с важностью требовали подать им новые кости, другие пересаживались, третьи пытались бросать кости по-новому, не так, как раньше, — и все это делалось с необычайным усердием, словно от этого хоть что-то зависело. Надо было видеть, как иные (например, сэр Льюис Дайвз, в свое время великий игрок), не будучи в состоянии, как встарь, играть на широкую ногу, приходят лишь затем, чтобы наблюдать за игрой. Надо было слышать, как они ругались и поносили судьбу; так, один джентльмен, который должен был выбросить «семерку» и никак не мог этого сделать, в сердцах закричал, что пусть он будет проклят, если ему впоследствии хотя бы раз удастся выкинуть «семерку», — столь велико было его отчаянье; другие же без всякого труда выбрасывали злополучную «семерку» по нескольку раз кряду. Надо было видеть, как люди самого благородного происхождения садятся играть с представителями низших сословий и как люди в самом затрапезном платье с легкостью проигрывают по 100, 200 и 300 гиней. <...> Я очень рад, что повидал все это, и надеюсь еще до окончания Рождества зайти сюда вновь, когда смогу задержаться подольше, ибо настоящая игра начинается не раньше 11-12 ночи, что позволило мне сделать еще одно любопытное наблюдение. Один из игроков, который за самое короткое время выиграл немалую сумму (кажется, 100 гиней), чертыхаясь, заявил в ответ на поздравления: «Будь проклята эта удача! Она пришла ко мне слишком рано. Приди она часа через два, дело другое; но больше мне уже так не повезет, черт возьми!» Вот какому нечестивому, безумному досугу они предаются! Что же до меня самого, то я наотрез отказался испытывать судьбу, хотя Брисбейн уговаривал меня как мог, уверяя, что в первый раз не проигрывал еще никто, ибо Дьявол слишком коварен, чтобы отбивать охоту у новичка; он предложил мне даже 10 гиней в долг, дабы я мог рискнуть, однако я отказался и уехал. 1 января 1668 года

Отправился в Холборн, где лицезрел женщину с бородой, маленького роста, неказистую датчанку по имени Урсула Дайен; на вид ей лет сорок, голос как у маленькой девочки, а борода как у взрослого мужчины — черная, с проседью. Моей жене предложили представить дальнейшие доказательства, в коих отказывали присутствовавшим мужчинам, однако, чтобы убедиться, что это и в самом деле женщина, достаточно было услышать ее голос. Борода начала у нее расти лет в семь и была впервые сбрита всего семь месяцев назад; сейчас же она густая, косматая, больше, чем у любого мужчины. Зрелище, признаться, странное и необычайно любопытное. 27 декабря 1668 года

ЦЕРКОВЬ 28

<...> Епископ Чичестерский проповедовал в присутствии государя, проповедь получилась напыщенной и льстивой, что мне не понравилось: духовенству вмешиваться в государственные дела не должно. 8 июля 1660 года

В Вестминстерское аббатство, где доктора Фруена переводили в архиепископскую епархию Йорка. Здесь, в часовне короля Генриха Седьмого, лицезрел епископов Винчестерского, Бангорского, Рочестерского, Батского, Уэльского и Солсберского — все в пышном одеянии. Но вот они вышли на улицу, и люди, в большинстве своем, воззрились на них так, словно это были какие-то неведомые существа; мало у кого в глазах читались любовь и почитание. 4 октября 1660 года

28

Мать Пипса и его брат Том были пуританами, сам же Пипc придерживался англиканского вероучения; католическую службу в часовне королевы он посещал главным образом из любопытства. Пипса едва ли можно назвать человеком набожным, хотя он и интересовался теологией, историей церкви; перед смертью тем не менее Пипc послал за священником высокой церкви.

С сэром Уильямом Баттеном — в церковь, на нашу новую галерею (впервые открывшуюся и еще недостроенную) 29 ; вслед за нами — сэр У. Пени, мистер Дэвис и его старший сын. Поскольку женщин в тот день не было, разместились на передней скамье, а за нами — наши слуги; надеюсь, впрочем, так будет не всегда: не пристало нашим слугам сидеть рядом с нами, будто с равными. 11 ноября 1660 года

В экипаже (из Чатема. — А. Л.)— в церковь в Гринвиче; хорошая проповедь, отличная церковь и великое множество красивых женщин. 13 января 1661 года

29

У Морского управления была собственная галерея в приходской церкви неподалеку от доков.

За обедом очень весело. Отчасти потому, что миссис Тернер и ее компания на протяжении всего поста не съели ни кусочка мяса; я же наелся мясом до отвала, отчего у них слюнки текли. 26 марта 1661 года

С утра — в Уайтхолл, в часовню, где благодаря мистеру Благрейву занял место на его скамье и слушал проповедь доктора Критона, великого шотландца, который, в присутствии государя, герцога и герцогини, привел слова Михея: «...изгладит беззакония наши» 30 . Он прочел по этому поводу весьма умную проповедь, при этом с рвением презабавным; ничего смешнее я в жизни своей не слышал. Долго рассуждал о том, что в пост муж не должен возлечь с женой своей, что это было бы не меньшим грехом, чем в другое время оказаться в постели с чужой женой. 7 марта 1662 года

30

Книга пророка Михея: 7, 19.

[В Саутгемптоне] на борту стоящей на якоре «Ласточки» слушал проповедь нашего морского капеллана. Грустно: нес вздор, да еще на дурной латыни — зато вознес молитву Господу во здравие достопочтенных господ офицеров. Воскресенье, 27 апреля 1662 года

Заявился мистер Миллз, пастор; у меня он гость не частый, зато к другим наведывается чуть ли не каждый день; знает, бестия, где вкусно кормят и поят — у сэра У. Баттена. 9 июля 1662 года

Мне хотелось послушать последнюю проповедь доктора Бейтса, и я направился в церковь святого Дунстана, которая из-за раннего часа (еще не пробило семи) была на замке; ушел и с час гулял в саду Темпля. В восемь вернулся и вместе с остальными зашел с черного хода; когда двери открылись, церковь была уже наполовину полна. Взошел на галерею рядом с кафедрой и слышал все очень хорошо. Выбрал он «Бог же мира» 31 , последнюю главу «Евреев», 20-й стих, и прочел превосходную проповедь, в которой было очень мало размышлений о дне сегодняшнем. <...> Порадовала меня не только проповедь, но и прелестное женское личико — эту даму я не раз видел прогуливавшейся в Грейз-Инн. После обеда — вновь к святому Дунстану; когда я пришел (ровно в час дня), церковь была уже забита до отказа, я вновь поднялся на галерею, но на этот раз всю проповедь простоял в толпе и вспотел чудовищно. <...> 17 августа 1662 года

31

«Бог же мира, воздвигший из мертвых Пастыря овец великого Кровию завета вечного, Господа нашего Иисуса Христа...» (Послание к евреям: 13, 20).

Только и разговоров о том, что некоторые фанатики уверяют, будто близится конец света и будто настанет он в ближайший вторник, — от чего, когда бы он там ни наступил Господь милосердный, спаси нас всех. 25 ноября 1662 года

Засим — в церковь, где проспал всю проповедь под гнусавый голос шотландца, заунывно вещавшего с кафедры. 21 июня 1663 года

Пока мы разговаривали, констебли привели несколько несчастных, которых задержали в сектантской молельне. Идут, точно овцы, не оказывая никакого сопротивления. Я так думаю: либо признавай авторитет церкви, либо уж будь умнее и не попадайся. 7 августа 1664 года

Встали с женой в церковь, где мистер Миллз прочел никчемную проповедь о первородном грехе, смысл которой не понял ни он сам, ни его прихожане. 10 февраля 1667 года

В церковь в Патни, где повстречал много школьниц, из коих хорошеньких — считанное число. <...> Проповедь превосходна, публика — тоже, я, однако ж, все время боролся со сном, был не в себе, уронил шляпу в проем под кафедрой, каковую, впрочем, когда служба кончилась, извлек с помощью длинной палки и служки. <...> 28 апреля 1667 года

В Вестминстер-Холл; полно народу — сегодня государь выступает в парламенте. Чрезвычайное происшествие: некто, квакер, прошествовал обнаженный через Холл. Только набедренная повязка — чтобы избежать скандала. На голове жаровня, символизирующая адские муки. Пересек залу, крича: «Покайтесь! Покайтесь!» 29 июля 1667 года

Шел в Уайтхолл, но почувствовал усталость и свернул в церковь святого Дунстана, где прослушал толковую проповедь местного проповедника. Стоял подле хорошенькой, скромной девушки, которую все время пытался взять за руку, к которой хотел прикоснуться, однако она не давалась и отступала от меня все дальше и дальше, пока наконец не достала из кармана булавку, чтобы уколоть меня, если я дотронусь до нее вновь. Увидев это, я воздержался от дальнейших попыток, довольный тем, что вовремя разгадал ее замысел. Тут взгляд мой упал на другую хорошенькую служанку, сидевшую неподалеку от меня; обратила на меня внимание и она. Подошел к ней и взял ее за руку; руку отняла, однако не сразу. Но тут проповедь кончилась, а с ней и мое любовное приключение. 18 августа 1667 года