ДНЕВНИКИ 1973-1983

Протоиерей Александр Дмитриевич

Воскресенье, 14 марта 1982

Сегодня за Литургией: "…да убо не един пребуду кроме Тебя Живодавца, дыхания моего, радования моего, спасения мира…" "…Ты бо еси истинное Желание… любящих Тя…"

В раздумье все о той же "тайносовершительной формуле". Не то "удивительно", что Дары прелагаются. Это уже совершил Христос и не этого "ищет Евхаристия", а исполнения всего в Духе Святом и самого Духа Святого. Вот подлинный смысл эпиклезы. Соединение – Духом Святым – со Христом, и в этом соединении со Христом – дар Духа Святого.

Можно ли, нужно ли распущенность, лень, сластолюбие и грех

преодолевать и побеждать радостью о Господе? Мне кажется – да.

Понедельник, 15 марта 1982

В субботу и вчера писал предисловие к "Родословной большевизма" Варшавского. Думая, вспоминая о нем, пришло в голову, что не плохо было бы написать – не просто "воспоминания" ("автобиографию") – это звучит помпезно, а как бы некий отчет, свидетельство о том, что так щедро, всю мою жизнь, давал мне Бог, о том луче света , который я почти всегда чувствовал, видел…

В поезде, вчера вечером, из Wilmington разговор с негритянкой, милой скромной матерью пяти детей. Ездила в Трентон, где сегодня оперируют ее дочь. В который уже раз – удивление природному аристократизму черных. По сравнению с этой женщиной жирные, преуспевшие белые suburbanites1 – настоящая, вульгарная чернь.

В Wilmington до лекции ("Faith and Doubt in Dostoevsky"2 ) традиционный ужин с Томом Кларком. На этот раз он пригласил молодого (сравнительно) судью с женой. И тоже удивление – как мало они все знают , просто знают о мире, о Европе, о России, о всем том, что вне их "профессиональной" и "социальной" жизни. То же самое, конечно, можно сказать и о французах, и о других народах… И все-таки я всегда поражаюсь тому, до какой степени современный мир – провинциален . И это – несмотря на поток информации, льющейся из газет, телевизора и т.д.

1 жители богатых пригородных районов (англ.).

2 "Вера и сомнение у Достоевского" (англ.).

С каким трудом, с каким усилием я начинаю, каждый раз, новую неделю! Включаюсь в суету, в разговоры и "напряженность" жизни… Каждый раз цитирую себе Валери: "Le vent se leve, il faut tenter de vivre…"

Вашингтон. Четверг, 18 марта 1982

В Вашингтоне на два дня: две проповеди у епископалов, вечер в Николаевском соборе. Вчера поздно вечером звонок от о.Д.Г[убяка]. Синод принял документ, по существу лишающий Митрополита всякой власти, и не только власти, но и просто возможности "направлять", вести Церковь… Что делать? Думал об этом вчера, думал сегодня – в аэроплане. Бороться? Но как? Свидетельствовать? Но как… И что все это означает для семинарии, ибо у меня нет никаких сомнений в том, что борьба сосредоточится на ней. Унываю? Нет, не унываю, но не знаю, не хуже ли уныния то отвращение , которое я испытываю. Ибо с унынием можно бороться, а как бороться с отвращением?

"Имиже веси судьбами…" Повторяю в себе эти слова молитвы. Не "равнодушен" Бог к судьбам Церкви. И потому и этот черный и смрадный тоннель нужно "принять". Только тогда и свидетельство (пока неведомо мне какое) будет свидетельством, а не борьбой, не спусканием на тот уровень, которым тоннель этот порожден.

Суббота, 20 марта 1982

Сегодня утром вернулся из Вашингтона. Вчера вечером – служил Преждеосвященную Литургию в Св.-Николаевском соборе и читал лекцию. Много молодежи, "утешительная" служба… Потом – далеко за полночь – вечер

у Григорьевых. Днем успел забежать на час в National Gallery1 , посмотреть на Рембрандтов… В Вашингтоне уже совсем весна и как бы праздник в воздухе.

Всюду – и у епископалов, и в нашем соборе – подписываю, "автографи-рую" свои книги. И это каждый раз радость: кто-то прочел, полюбил книгу, она "принесла пользу". И, пожалуй, во мне эта радость почти совсем без тщеславия, пишу "почти", потому что, наверное, оно где-нибудь и есть. Но первый порыв этой радости – чистый.

Первый день весны…

Понедельник, 22 марта 1982

Устал от телефонов, от суеты, от одиночества. "Покоя сердце просит". Но, может быть, и усталость эта – греховная, от лени, пустоты, постоянной капитуляции страстишкам.

Вчера Том передал мне переплетенный перевод на румынский язык моего "Водою и Духом". Удивительно!

Телефон – длинный – от о.Д.Г[убяка]. "Postmortem"2 синода.

1 Национальную картинную галерею (англ.}.

2 "После смерти" (лат.), аутопсия, вскрытие трупа.

Уютный ужин вчера у Анюши.

Телефон из Москвы: Л. перед отъездом на три дня в Петербург.

Вынос Креста, чудные, полные смысла службы.

И, last but not least, весна…

Среда, 24 марта 1982

Только что звонок от Л. из Москвы, после трехдневной поездки в Петербург. Полный восторг!

Ужин вчера у Н. До этого разговор с A.Z., еще раньше исповедь и разговор с Н.Н. У всех "трудности", все в какой-то депрессии или delusion1 . Как все-таки трудно живется людям в "мире сем". Сколько кругом одиночества, уныния, безрадостности.

Четверг, 25 марта 1982. Благовещение

Жду возвращения Л. со все большим нетерпением. В тягость мне не одиночество, а ее отсутствие, и тут огромная разница. Одиночество, то есть выключение из суматохи, человеческих "контактов", я очень люблю, и мне его не хватает. Сегодня, идя со службы из solarium2 , в котором мы служим, пока строится церковь, – в мой кабинет, я был остановлен шесть-семь раз, и это на протяжении пятнадцати шагов. А вот отсутствие Л. – это "изъян", это ненормальность, ущерб жизни.

Вчера вечером Лариса Волохонская со своим новым мужем – очень симпатичным и красивым. Поэт. Говорили о Бродском, Набокове, Одене – обо всем том, о чем в семинарии никогда не говорят. Как все сильнее я чувствую, что богословие без культуры – фактически невозможно и даже при формальной "правильности" звучит иначе, не так, как нужно…

Воскресенье, 28 марта 1982

С Аней и [ее сыном] Джонни убрали и пропылесосили дом к возвращению Л. Яркий, холодный день.

Ваня Ткачук прислал мне "кассеты" с голосами Толстого, Блока, Пастернака и т.д. У Толстого – высокий тенор! (Я это знал, но все равно удивляет…) Блок читает свой "Синий плащ". Хотя и неважно слышно, но, слушая, понял Вейдле, который говорил, что никто не читал свои стихи так, как читал свои Блок. Пастернак: "В больнице", но ужасный "советский" акцент, или, может быть, советский только для нас.

Грех – только – в отрыве от Бога, в измене Христу. Эту измену Иоанн Богослов называет "похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской"3 . И, Боже мой, до чего это точно и исчерпывающе… "Светлое око" – око без похоти. Вообще вся тема зрения в христианстве.