Дни боевые
Шрифт:
Подумали, посоветовались и решили атаковать.
Один стрелковый батальон новгородцев был посажен на танки в качестве десанта, а два других, развернувшись в боевой порядок, последовали уступом во втором эшелоне.
Командир артполка Михалевич часть своих орудий оставил на опушке, а остальные направил вслед за пехотой как орудия сопровождения.
К началу атаки я не успел выдвинуться на НП Черепанова - задержали в лесу и на болоте огромные пробки. На единственной дороге, проложенной ночью Черепановым, сгрудились тылы полков первого эшелона и тут же
Вырвался я на опушку, когда снегопад стал стихать. С дерева, на которое я забрался, хорошо просматривался поросший кустарником бугор в направлении Симонова и ползавшие там танки.
"Нет, это не наши, - подумал я.
– У нас нет танков. Где же новгородцы?"
Подъехал начальник штаба. Он уже успел перегоговорить с Черепановым по телефону и узнал, что танки взаимодействуют с его полком.
– Слезайте, а то простудитесь.
– сказал он мне. Увлеченный боем, я без полушубка, в одной телогрейке сидел на дереве и наблюдал, не замечая ни резкого ветра, ни холода.
Я слез, но действительно простудился. Три дня шел бой, и три дня я был прикован к постели высокой температурой, заложило горло, совершенно пропал голос.
В первый же день боя, 30 ноября, развернулся и вступил в бой и Карельский полк.
К вечеру непогода разбушевалась еще сильнее, но бой не затихал. Новгородцы и карельцы, действуя совместно с танкистами, разгромили крупный опорный пункт гитлеровцев к востоку от Росино. К исходу дня Новгородский полк донес, что он овладел Малое Стёпановo. В бою были захвачены сотни полторы пленных, двадцать пять орудий и два танка.
В следующие два дня, когда внезапность была уже утрачена, сделать чего-либо существенного не удалось. Полки стали закрепляться на достигнутых позициях. На других участках фронта бои продолжались. Командование требовало и от нас развития успеха. Но поддерживающие танки от нас ушли, снаряды мы израсходовали, а одна пехота собственными силами ничего сделать не могла.
На третий день, когда я еще болел, меня навестил наш новый (четвертый по счету) начальник политотдела Грановский.
– Читайте, товарищ полковник, хвалят нас, - протянул он мне листовку, усаживаясь поближе к моей постели.
Показав на горло, я извинился, что не смогу поговорить с ним. Грановский улыбнулся.
– Эта листовка поможет вам лучше любого лекарства, - сказал он. Я стал читать.
"...Товарищи бойцы, командиры и политработники! Оборона противника прорвана. Наши части заняли ряд сильно укрепленных узлов сопротивления противника и несколько населенных пунктов...
Враг потерял несколько тысяч солдат и офицеров убитыми, ранеными и пленными. Нами захвачены у противника орудия, минометы, пулеметы, снаряды, склады с боеприпасами и военными материалами. Трофеи подсчитываются.
В первых боях особо отличилось соединение командира Кузнецова. Бойцы, командиры и политработники этого соединения умело и крепко бьют немецких оккупантов.
Только за один лень 30 ноября они уничтожили более 600 немцев, заняли сильно укрепленный узел сопротивления врага и захватили 25 орудий, 1600 снарядов, 4 рации, пулеметы, винтовки и другое вооружение и боеприпасы противника.
...Мужественно и умело руководил боевыми действиями своей роты лейтенант Верхошапов. Он непрерывно управлял боем, обеспечил образцовое взаимодействие с танками и артиллерией, четко указывал огневые точки врага и лично убил семь немцев.
Как советский богатырь, бил врага командир отделения сержант Васильев... Он первым ворвался в траншею противника, уничтожил 12 немцев и одного взял в плен...
Наступление наших войск продолжается.
Товарищи бойцы, командиры и политработники!
Смело преследуйте врага до полного разгрома и уничтожения!..
Политотдел армии".
Листовка обрадовала и взволновала меня. "Да, дивизия кое-что сделала, но этого слишком мало, чтобы брать пример с нас, - размышлял я.
– К тому же и наступление у нас застопорилось".
Написал Грановскому записку: "На нас возлагают большие надежды, а мы бессильны оправдать их. Как же быть?"
– Надо сделать все, что в наших силах, - сказал он.
– Пойдем к бойцам, будем говорить с ними. Все зависит от них.
"От них-то от них, - написал я ему, - да ведь с одними автоматами оборону не прорвешь, нужны пушки, танки и много снарядов, а у нас их нет".
– Ничего. Подвезут. Выздоравливайте только поскорее, - сказал Грановский, прощаясь.
* * *
Дней через пять - шесть, немного оправившись от болезни, я выехал со своим начартом на бугор к Росино, чтобы на местности разобраться в обстановке. Раньше этот бугор являлся центром узла сопротивления противника.
Был чудесный солнечный день. Ослепительно, до рези в глазах, искрился снег. Кое-где на белом фоне чернели аккуратные тумбы, напоминавшие усеченные пирамиды, высотой в человеческий рост. Тумбы были выложены из дерна, толщина каждой из них достигала полутора метров. Рядом с тумбой находился окоп.
– Это артиллерийский наблюдательный пункт.
– догадался Носков. Смотрите! Если я наблюдаю из окопа, то ничего дальше двухсот - трехсот метров перед собой не вижу. А если выхожу из окопа, становлюсь за эту тумбу и начинаю наблюдать стоя, то вижу гораздо дальше. Тумба должна предохранять от осколков и пуль. Сочетание тумбы с окопом - вот вам и полный артиллерийский наблюдательный пункт.
По числу тумб мы определили, что захваченный нами узел сопротивления поддерживался огнем восьми вражеских артбатарей.
Для общей ориентировки нам пришлось сменить несколько немецких артиллерийских НП, но все они не удовлетворяли нас. С них еще кое-как просматривалась местность в нашу сторону и совершенно не просматривалась в сторону противника. Видны были только гребни складок и совершенно скрывались обратные скаты, лощины и овраги.
– Чертова местность, никак к ней не приспособишься!
– ворчал Носков.