Дни и ночи
Шрифт:
– Что больше? – спросил Сабуров.
– Все больше: и чувство и наступление, очевидно.
– А вы думаете, это очень большое наступление?
– Убежден. Ну что у вас за план? – Ремизов отставил в сторону кружку,
– План простой – захватить вот этот, следующий за конюковским, бывший мой дом.
– Когда?
– Сегодня ночью.
– Каким образом?
Сабуров коротко развил перед Ремизовым план, о котором ему ночью, не предполагая, что осуществление так близко, говорил Конюков.
– Главное, атаковать не
Ремизов пощипывал седые усы.
– А люди? Это хорошо. Но люди?
– Меня тоже это раньше смущало, – сказал Сабуров. – Но сегодня, после этой канонады, я думаю, сделаем и так. – Сабуров улыбнулся. – Да и вы на радостях немножко дадите, а?
– Дам, – в свою очередь, улыбнулся Ремизов.
– И генерал, когда мы ему доложим, даст?
– Несомненно, даст, – сказал Ремизов. – Я-то не знаю еще, дам или нет, а генерал даст.
– Но и вы дадите?
– Дам. И первого – себя. О господи, до чего надоело сидеть в обороне! Вы знаете что? – прищурившись, посмотрел он на Сабурова. – Мы непременно возьмем дом. Под такой аккомпанемент с севера просто стыдно этого не сделать. Дом… Что такое дом? – Он усмехнулся, но тут же стал серьезным. – А между прочим, дом – это много, почти все, Россия. – Он откинулся вместе с табуреткой к стене и повторил протяжно: – Россия… Вы даже не представляете себе этого чувства, которое у нас будет, если мы на рассвете возьмем этот дом. Ну что дом? Четыре стены, и даже не стены, а четыре развалины. Но сердце скажет: вот, как этот дом, возьмем обратно всю Россию. Понимаете, Сабуров? Главное, начать. Начать с дома, но почувствовать при этом, что так будет и дальше. И так будет дальше до тех пор, пока все не будет кончено. Все. Так как же вы предполагаете подтащить людей туда, к Конюкову? – спросил он уже деловым тоном.
Сабуров объяснил, как он предполагает подтащить за ночь людей к Конюкову, и как это сделать тихо, и как перенести на руках минометы, и, может быть, даже перекатить, тоже на руках, несколько пушек.
Через полчаса они закончили предварительные расчеты и позвонили Проценко.
– Товарищ генерал, я нахожусь сейчас у Сабурова, – сказал Ремизов. – Мы с ним разработали план наступательной операции в его батальоне.
Услышав слова «наступательная операция», Проценко быстро сказал:
– Да, да, сейчас же явитесь оба ко мне – и вы и Сабуров. Сейчас же.
Выбравшись в ход сообщения, они направились к Проценко. Уже начинало светать, но белая пелена метели по-прежнему со всех сторон закрывала горизонт. Далекий гул канонады не ослабевал, с рассветом казалось, что он слышен еще лучше.
Проценко был в приподнятом настроении. Он ходил по блиндажу, заложив руки за спину. На нем был тот же парадный китель, в котором он недавно принимал командиров, но сегодня в блиндаже было холодно, и генерал, не выдержав стужи,
– Холодно. Холодно, – этими словами встретил он Сабурова и Ремизова. – Востриков, сукин сын, не позаботился, чтобы дрова были. Печка едва дышит, – и он притронулся рукой к чуть теплой чугунной печке. – Востриков!
– Да, товарищ генерал?
– Когда дрова будут?
– Через час.
– Ну, смотри. Очень холодно, – повторил Проценко. – Ну, какая же наступательная операция у вас намечена? – В его голосе чувствовалось нетерпение. – Докладывайте, полковник.
– С вашего разрешения, – сказал Ремизов, – пусть капитан Сабуров доложит. Это его план.
Сабуров второй раз за утро изложил план захвата дома.
– И за эту ночь вы успеете сосредоточить людей в доме Конюкова и до света атаковать? – спросил Проценко.
– Успею, – ответил Сабуров.
– Сколько у тебя на это может пойти людей?
– Тридцать, – сказал Сабуров.
– А вы сколько ему можете дать?
– Еще двадцать, – сказал Ремизов, подумав.
– Значит, пятьдесят человек успеешь перебросить и подготовить? – спросил у Сабурова Проценко.
– Да. Успею.
– А если я дам вам еще тридцать и будет уже восемьдесят, тоже успеешь?
– Тем более успею, товарищ генерал, – сказал Сабуров.
– Ну что же, добре, добре, – сказал Проценко. – Начнем свое наступление с этого. Только имей в виду, – обратился он к Сабурову, – транжирить людей я не дам. Дом возьмем, не сомневаюсь. Но все-таки в Сталинграде пока еще в осаде мы, а не немцы, как бы хорошо ни было там, на севере. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил Сабуров.
– Товарищ генерал, – сказал Ремизов.
– Да?
– Разрешите, я лично приму участие в операции.
– Лично? – хитро прищурился Проценко. – Это что же значит: на командном пункте у Сабурова будете? Ну что же, так и должно быть – вы же командир полка. Или, может быть, к Конюкову в дом полезете? Вы это имеете в виду? Полезете?
Ремизов молчал.
– Полезете?
– Полезу, товарищ генерал.
– Тоже допустимо. Но вот уже в тот, в другой дом вам не разрешаю лазить. Пусть один Сабуров туда идет. Понятно?
– Есть, товарищ генерал, – сказал Ремизов.
– Он туда, вы – в дом Конюкова, а я, может быть, сам на командный пункт приду. Вот так и решим. Сейчас прикажу подобрать вам тридцать человек. Только берегите. Последние, имейте в виду.
– Разрешите идти? – спросил Сабуров.
– Да. Сообщайте мне по телефону, как подготовка идет. Подробно сообщайте. Мне же интересно, – вдруг совсем просто добавил он. – Да, вот еще. От имени командира дивизии скажите бойцам и командирам: кто первым в дом ворвется – орден, кто следующим – медаль, кто «языка» возьмет – тоже медаль. Так и передайте. Конюков, говоришь, первоначальное предложение сделал? – спросил Проценко у Сабурова.