Дни крови и света
Шрифт:
Пятеро повстанцев ураганом ворвались в ряды серафимов.
О землю глухо стукнули тела убитых ангелов.
Раф повернулся к Свеве.
— Я знал, что они вернутся. Я знал, что они нас не бросят! — воскликнул он. — Свева, беги. Догоняй остальных. Позаботься о них и передай, что я попрощался. Удачи! — Раф вздохнул, коснувшись ее плеча когтистой лапой.
— Но как же ты?
— Я давно искал повстанцев, хочу сражаться вместе с ними, — объяснил Раф.
И он сражался вместе с ними.
И погиб вместе с ними, у подножия гор.
И его вместе с ними свалили в
И сожгли.
42
Счастливчик Зири
— Пойдем, — сказал Азаил. — Делать тут больше нечего.
Больше? Они так ничего и не сделали, не отыскали ни одной возможности помочь: слишком много солдат Доминиона, слишком много открытого пространства. Акива сокрушенно покачал головой. Может, его ночные полеты и предупредили химер об опасности, может, кто-то успел укрыться в горных пещерах. Этого Акива никогда не узнает. В памяти осталось лишь то, что он сегодня видел, хотя об этом лучше бы забыть.
Небо ясное и прозрачное. Чистое. Пожары еще не добрались сюда, лишь местами над лесом поднимались тонкие струйки дыма. С высокого утеса все видно как на ладони: кроны деревьев, луга, залитые солнцем реки, струящиеся среди холмов, словно потоки чистого света. Горы и небо, рощи и ручьи — и мерцающие огоньки: эскадры Доминиона поджигали леса. Мириады брызг с горных водопадов оседали вокруг мягкими облаками. В туманном влажном воздухе огонь разгорался плохо.
При виде такой красоты казалось, что кровопролития не было, но черные стаи падальщиков свидетельствовали об обратном.
Стервятники чуяли кровь издалека, жадно слетались к добыче. Крови было пролито много.
— Вот и наши птицы, — подавленно заметил Акива.
— Надеюсь, хоть кому-то удалось спастись, — понимающе кивнул Азаил.
Акива не сразу сообразил, что брат произнес это в присутствии Лираз. Сестра покосилась на них и молча отвернулась к заснеженным вершинам.
— Говорят, через них не перелетишь, — сказала она. — Ветер слишком сильный. Там могут выжить только буреловы.
— Интересно, чтотам, за горами? — полюбопытствовал Азаил.
— Может быть, там отражение нашей стороны? Если тамошние серафимы тоже загнали своих химер в пещеры, то беглецы встретятся посередине и поймут, что нигде в мире нет безопасного места. Счастливого конца не будет.
— А может, за горами нет никаких серафимов, и там химер ждет счастливый конец, — с преувеличенным оптимизмом предположил Азаил. — Без нас.
Лираз резко повернулась к ним, и недавняя отрешенность сменилась ожесточением.
— Похоже, вы больше не хотите быть нами, — гневно заявила она, переводя взгляд с одного брата на другого. — Думаете, я ничего не замечаю?
Азаил поджал губы и посмотрел на Акиву.
— Яхочу быть нами.
— Я тоже, — ответил Акива. — Всегда хотел.
Однажды, в небе другого мира, Акива не дал им напасть на Кэроу и наконец признался, что много лет назад полюбил химеру и мечтал с ней о другой жизни. На Карловом мосту он очень надеялся, что сестра его поймет. Может, ей трудно смириться с мыслью о гармоничном существовании с химерами, но хоть что-то должно найти в ней отклик, ведь Лираз — не слепое орудие убийства. Наверное, тогда Акива думал, что он единственный, кому надоело убивать. Оказывается, Азаил тоже устал. Много ли таких, как они?
— А еще я хотел, чтобы мы стали лучше, — добавил Акива.
— Лучше? — взвилась Лираз. — Посмотри на нас! К чему притворяться? Вот свидетельство того, что мы делаем. — Она показала черные от татуировок пальцы.
— Мы вели счет только убийствам, а меток милосердия не ставили.
— Даже если бы и ставили, у меня не было бы ни одной! — призналась сестра, с болью глядя на братьев.
— Лир, попробуй сделать первый шаг, — вздохнул Акива. — Милосердие вызывает в ответ милосердие, так же как убийство вызывает цепочку новых убийств. Мир такой, каким мы его создаем.
— Нет, — сказала она тихо. На мгновение ему показалось, что Лираз продолжит, откроется больше, станет требовать признаний и от него, но она отвернулась и пробормотала: — Уходим отсюда. Там жгут трупы, не хочу этим дышать.
С утеса, надежно укрывшись за деревьями, Зири смотрел на пламя.
Надежное укрытие… Безопасность…Слова потеряли смысл. Скрыться некуда, ангелы подожгли весь мир. Все в огне — дома, деревья, реки, покрытые пленкой нафты. Дети… Ребятишки с криками пытались убежать от пожирающего их пламени, которое разгоралось, превращая малышей в живые факелы. А теперь горели друзья…
Зири яростно сжал рукояти ножей. Безопасность.Слово не просто потеряло смысл, оно стало оскорбительным. Ему поручили оставаться в безопасности.
Балиэрос приказал ему скрыться.
В любом сражении кому-то приходилось оставаться в укрытии и ждать, подстраховывая своих, чтобы в случае их гибели собрать души после ухода ангелов. Это большая честь, признак глубокого доверия, ведь от бойца зависит, суждена его соратникам вечная жизнь, или они обречены на полное уничтожение. Такое задание всегда было пыткой.
Счастливчик Зири.Он понимал, почему Балиэрос выбрал именно его: солдаты редко сохраняют естественное тело. Командир хотел дать Зири шанс остаться в своем природном обличье. Как будто это имеет значение.Гораздо хуже было выжить, смотреть, как убивают товарищей… Отважно сражался даже юный дашнаг. Зири телом и духом рвался в бой, но не мог покинуть надежного укрытия.
Впрочем, Зири нарушил приказ Балиэроса: убил серафима, погнавшегося за малюткой дама — девчушкой, освобожденной из невольничьего каравана у холмов Маразель. Она сберегла нож, который Зири вручил ей в тот день. Беглецы, совершив изнурительный переход, едва не погибли у спасительных предгорий. Отряд Балиэроса подоспел вовремя, каприны и дама благополучно скрылись в ущелье… Товарищи Зири погибли не зря.