До ее смерти осталось сто дней
Шрифт:
– Долго думала, что надеть?
– Не очень. Я ведь не ты, мне не нужно утверждать самооценку, часами рассматривая свое отражение.
– Просто тебе нечего рассматривать, Грейнджер. Сплошное убожество. А вещички от Уизли только подчеркивают это, чем ты, видимо, гордишься.
Ответить Гермиона не успела, потому что Малфой распахнул дверь и стремительно вышел на крыльцо, быстро преодолевая мраморные ступеньки. Не оставалось ничего другого, как последовать за ним, на этот раз покорно проглотив оскорбление… Гордость – гордостью, а излишне раздражать белобрысого хорька не стоит. В стане врага нужно сохранять хладнокровие, а перебранки с Малфоем явно этому не способствовали.
Прогулка поражала… В прямом смысле… Драко шагал впереди, ловко лавируя между деревьями в «парке» (это больше напоминало тропический лес), а Гермиона цеплялась за ветки, спотыкалась о коряги, получала по лицу колючими стеблями и раздраженно
Останавливался Драко так же стремительно, как и шел. Гермиона поняла это, когда с разгону впечаталась ему в спину.
– Вот дура, ты куда летишь? – рассерженно прошипел Малфой, делая шаг вперед и оборачиваясь к Грейнджер.
– Да кто бы говорил! Сам ведь несся, как на пожар! – «прогулка» дала о себе знать приступом острой раздражительности, что полностью выбило все мысли о хладнокровии из головы Гермионы.
– Скорее не НА пожар, а ОТ чумы, которая неслась следом, Грейнджер, - прошипел Малфой и ехидно усмехнулся. Да уж, степень его наглости все увеличивалась, чем дальше было до особняка.
– Насколько мне известно, твой отец приказал тебе вести себя вежливо, если ты, конечно, знаешь как это, а не гонять меня кругами по болоту, - вот это Гермиона сказала зря… Она поняла это почти сразу, но рациональность имеет свойство притухать в наиболее кризисные моменты, которым для нее являлся сам приезд в этот дом.
– Приказал? Грейнджер, ты ударилась головой? Ты думаешь, моему отцу есть до тебя дело? Наивная… Я могу придушить тебя, - эти слова Малфой наглядно продемонстрировал, ощутимо сжав шею Гермионы и прижав ее к стволу векового дуба, - и сказать, что ты упала, ударилась головой и умерла. Неужели ты столь глупа, что доверилась Малфоям? Ты хотя бы палочку взяла или ты веришь в принцип, что «безоружного не бьют»? Грязнокровка, которая беспрекословно доверяет старому маразматику. А ведь старик Дамблдор погубит вас всех верой в высшее добро и справедливость… Тебя, Уизли, Поттера… Но особенно тебя… Ведь по правилам я не могу тебе навредить, а ты ведь беспрекословно подчиняешься правилам. Но я – нет… Поэтому думай, когда что-то говоришь, - последние слова он прошипел в самое ухо Гермионы, продолжая опасно сжимать ее горло. И хотя она и вырывалась, но больше напоминала загнанную птичку, поэтому, когда Драко ее наконец-то отпустил, она даже не нашла, что сказать. Она впервые серьезно боялась Малфоя. Вроде бы знала его шесть лет, столько же ненавидела, презирала, опасалась, подозревала, но боялась впервые… Ощущение было настолько омерзительным, что Гермиона просто машинально пробиралась к дому, вслед за Драко, мысленно проклиная и его, и себя… Палочку она взяла, но засунула в задний карман джинсов и даже не смогла достать, когда это оказалось необходимо… Она действительно глупа… И вполне вероятно Малфой прав, говоря, что Гермиона еще пожалеет об этом…
Обед и ужин ей приносили в комнату. Вечером прилетела сова от Гарри, которая принесла письма от ребят и домашние задания. Ничего нового в Хогвартсе не произошло, поэтому послания друзей больше сводились к расспросам о том, как Гермионе живется у Малфоев и не удалось ли ей что-либо узнать. Быстро написав ответ и уверив Гарри и Рона, что все в порядке и новостей пока нет, Грейнджер отправила письмо вместе с совой, сосредоточившись на выполнении домашней работы.
Только поздно вечером, уже ложась в постель, Гермиона позволила себе вспомнить сцену в парке. Впрочем, быстро прогнала эти мысли… Больше она не допустит такой ошибки… Она будет готова к любой выходке Малфоя… Однозначно.
========== Часть 3.1 ==========
Тяжелые капли равномерно падали на протянутую ладонь Гермионы и зигзагообразными струйками стекали к центру ладошки, образуя крошечную лужицу на белоснежной коже. Вокруг было очень темно, и только стальной отблеск жидкости, зачем-то собираемой ею, выделялся в кромешном мраке. Грейнджер стояла неподвижно, и только рука, как будто по собственной воле иногда отодвигалась, то вправо, то влево, чтобы схватить очередную каплю… воды. Воды ли? Глупый вопрос, но ставший навязчивой идеей, поэтому Гермиона отбросила рациональные доводы и нарушила методичный ритуал по сбору жидкости, поднимая ладонь к лицу и глубоко втягивая воздух. Пахло раскаленным на солнце металлом и солью, и почему-то захотелось вытереть ладонь, потому что стальной отблеск был неприятен и резал глаза, но не хватало сил расслабить мышцы, и опустить, казалось бы, окаменевшую руку. А где-то совсем рядом продолжали методично падать капли, разбиваясь о землю с глухим звуком. И не было ничего, кроме этого звука, темноты и бесплодных попыток обрести власть над окаменевшим телом… И, когда ей показалось, что она сойдет с ума, и хотелось закричать, лишь бы только перекрыть звук этого отвратительного стука, то где-то вверху зародился новый шум. Неразличимый вначале, позже он стал нарастать, приобретать диапазон, то срываясь на болезненный фальцет, то на утробное рычание раненого зверя. И хотелось поднять голову, чтобы взглянуть, что за напасть бушевала над головой, но у Гермионы не получалось, пока откуда-то, кажется, просто из пола, не пробились молочно-белые параллели света, разрывая глаза, а через долю секунды, и голову, безумной болью. Интенсивность света все нарастала, освещая пустоту, звук агонии над головой вибрировал, как в предсмертных муках, а жидкость на онемевшей ладони зловеще поблескивала кроваво-алым…
Гермиона резко села в постели, тяжело дыша и пытаясь понять, где же она находится и что ее разбудило. Спустя мгновение воспоминания о сновидении вернулись, и она быстро взглянула на руку. Ничего… Конечно же, ничего… Никакой крови, просто ей приснился кошмар. На улице шел дождь, бодро выплясывая чечетку на оконном стекле. Видимо эти звуки и стали началом для такого необычного сна. Гермиона снова легла, подтянув колени к животу и пытаясь вновь заснуть.
Когда веки отяжелели, и из головы улетучились все мысли, где-то вдалеке послышался шум, после которого Грейнджер снова резко распахнула глаза, быстро вытащила из-под подушки палочку и напряженно уставилась на дверь. Ничего… Все снова было тихо, за исключением разыгравшейся за окном стихии, но Гермиона не могла побороть неприятное чувство, что где-то там, в комнатах Малфой-мэнора, происходит что-то страшное, из-за чего по всему дому распространяется это удушающее полотно, сковывающее движения и обжигающее легкие при каждом вздохе.
И, старательно заглушая громогласный голос рассудка, поддавшись импульсу, приправленному любопытством и осознанием, что заснуть в таком напряженном состоянии все равно не удастся, Гермиона медленно опустила ноги на мрамор пола, обулась в домашние тапочки, старые и совсем истертые, и двинулась к двери, держа волшебную палочку наготове. Она не планировала бродить по этому величественному особняку ночью, не хотелось быть пойманной кем-то и обвиненной в шпионаже или еще в чем-то похуже, просто хотела взглянуть, все ли спокойно в длинном коридоре, в который выходила дверь ее комнаты. Но планы имеют свойство рушиться под влиянием капризной судьбы, и именно так произошло с Гермионой, когда она, осмотрев коридор, тускло освещенный несколькими высокими свечами в серебряных канделябрах, услышала где-то дальше, в месте, где коридор резко сворачивал вправо, тяжелые и медленные шаги. Это не было похоже на шаркающие отголоски от мелких шажков домовых эльфов, поэтому решение взглянуть, кто же в столь поздний час бродит там, возникло молниеносно, даже не успев быть обдуманным. В конце концов, нужно убедиться, что в доме безопасно, иначе она не сможет заснуть; кроме того, ей никто не говорил, что она не может покидать свою комнату ночью. Если это окажется кто-то из Малфоев, то она просто вернется к себе. Если же это будет кто-то другой… тогда будем действовать по обстоятельствам.
Гермиона осторожно ступала, стараясь не шуметь и не решаясь осветить себе путь с помощью волшебной палочки. Вот и поворот… Сейчас там было абсолютно тихо, поэтому, крепче сжав похолодевшими пальцами палочку, Гермиона быстро выглянула из-за угла. Пусто… Абсолютно пусто… Только впереди виднелось начало лестницы, ведущей на первый этаж. Гермиона уже намеревалась вернуться назад, когда снова услышала звуки, какое-то странное приглушенное жужжание, раздававшееся, казалось, от разверзнутой пасти чернеющих ступенек. Сглотнув застрявший в горле ком, девушка подошла ближе, замерев на первой ступеньке и всматриваясь вниз, где все казалось спящим и умиротворенным, кроме… Кроме ярко-желтой, тонкой полоски света, просачивающейся сквозь щель, внизу двери одной из комнат. Кто же не спит во втором часу ночи? И стоит ли дальше подкрадываться, рискуя быть пойманной подслушивающей под дверью? Но жужжание, в котором Гермиона теперь улавливала голоса, хотя и не разбирая слов, не унималось, а общение с Гарри научило Грейнджер использовать любые возможности. А это была великолепная возможность узнать что-нибудь полезное для Ордена, ведь вряд ли в такое время происходила просто дружеская встреча.
Приняв решение, Гермиона преодолела лестницу, медленно ступая на носочках и затаив дыхание. Возле двери она замерла, вслушиваясь в голоса за дверью. Спокойный, размеренный голос Люциуса Малфоя и резкий, пронзительный Беллатрисы Лестрейндж – единственные, которые удалось услышать Гермионе до того, как на ее рот опустилась чья-то рука, больно впиваясь пальцами в кожу на щеках. Еще через долю секунды палочка выпала из руки, больно заведенной за спину, и над ухом раздалось злое шипение последнего человека, которого Гермиона хотела сейчас встретить: