До мурашек
Шрифт:
Но сейчас ведь и проблемы такой остро не стояло - лишь смутные, выматывающие страхи перед будущим, забиваемые мне в голову матерью. А значит пока и не о чем говорить. Только и ему сон нарушу, зачем? Я решила так.
Но в то же время от маминых нападок я так устала, что уговорила Лёвку опять скрывать наши отношения. Ему это дико не нравилось, но, видя, как сильно меня растаивают стычки с мамой, он согласился. Так что своим родителям я сказала, что мы теперь почти не общаемся, все остыло, а он своим объявил в обычной для себя манере, чтобы просто не лезли в его личную жизнь.
Прошел ещё год, который мы уже жили почти как настоящая семья, отгородившись ото всех по максимуму в Лёвкиной уютной однушке на пятнадцатом этаже, почти под самыми облаками.
Когда Лёвка перешёл на четвертый курс, моему отцу предложили выкупить соседнюю с нашим комплексом гостиницу. Это была отличная сделка на перспективу, но обшарпанное, запущенное за последнее время здание требовало больших вложений. Отец решил обратиться не в банк, а к диаспоре. Так в нашем доме под Новый год появился Эдуард Ломидзе со своей женой Кэто и сыном Гелой, который был старше меня на пять лет.
Уже через пару часов хлебосольного ужина нас практически поженили. Наши отцы обсуждали какие прекрасные у нас перспективы в материальном плане, матери, что у нас могут быть красивые дети, а сам Гела смотрел на меня так, что я устала отводить глаза. Мы не перекинулись и парой слов, он ничего не знал о моём характере, предпочтениях, взглядах, но ему это было и не нужно.
Он видел перед собой строго воспитанную красивую девушку из правильной семьи, которая к тому же балерина, а значит ей можно хвастаться перед друзьями, да и вообще не стыдно людям показать, и этого Геле было более, чем достаточно.
А я всё это про него прекрасно понимала.
Понимала, что меня мысленно уже примеряют к дому, как диван в магазине, и с тоской думала, что, если желание родителей свести нас не выветрится вместе с выпитым алкоголем, то Лёвка меня убьёт.
В общем так и вышло.
Желание породнить нас лишь крепло вместе с сотрудничеством наших отцов, тем более, что папа оказался во временной большой зависимости от Эдуарда Гурамовича. Даже когда я твердо объявила, что нет, о свадьбе не может быть и речи, мне всё равно не позволяли полностью отказать ему. «Дочка, ну сходи ты с ним в кафе, ну что тебе стоит? В одном городе живете, молодые», «Дочка, на эти выходные приезжай обязательно, Гела тоже будет, у него подарок для тебя» и всё в таком духе.
И я, сцепив зубы, пила кофе с Гелой около нашего училища, думая, ну когда же он устанет от этого сам?! Нам ведь совсем не о чем говорить…Да и я всегда вела себя подчеркнуто вежливо и холодно. Даже за руку взять не позволяла.
Но, казалось, его это наоборот только заводило ещё сильней.
И конечно долго скрывать от Лёвы моего нового ухажера не получилось. Я никогда не видела Лютика в такой ярости. В какой-то момент я даже реально поверила, что он может меня ударить, хотя, конечно, до этого не дошло. Но поругались мы все равно очень сильно.
Лёва был непреклонен. Он выставил мне ультиматум и в довольно оскорбительной форме. Сказал - хватит прятаться, всем говоришь, что ты моя, Гелу этого прилюдно шлешь куда подальше, и только тогда миримся, иначе всё. Задолбало.
Мне было так обидно, что он и слушать меня не хочет, не принимает никаких доводов, орёт, что я фыркнула «всё так всё» и демонстративно стёрла его номер в контактах, хотя смысла в этом не было никакого, кроме как ужалить побольнее – я помнила эти зачарованные цифры наизусть.
И мы расстались.
Неделю я провела словно в воспаленном кошмарном сне, выплакав, кажется, всю влагу из организма в подушку общажной кровати. А потом, так и не помирившись с Лёвой, который тоже никаких попыток объявиться не предпринимал, уехала почти на целый месяц на международный конкурс в Вену и приуроченный к нему танцевальный фестиваль.
42. Гулико
Каждые сутки, проведенные в Вене, четко разделились на две составляющие – дни, до отказа забитые репетициями, выступлениями и какими-то обязательными общественными активностями вроде экскурсий и встреч со спонсорами, а ночи – вся та же не проходящая тоска, не дающая нормально спать, и звенящее, назойливое чувство, что я совершила или скоро совершу что-то ужасное.
На пятый день я сдалась. Написала Лёвке короткое «я прошла в полуфинал». Он прочёл тут же, и через пару секунд мне прилетело в ответ «Я и не сомневался. Ты лучшая». Без смайликов и даже улыбающихся скобочек. Но я всё равно расплакалась от расползающегося сжигающего внутренности жара в груди. «Я приеду, и мы помиримся? Я без тебя не могу», - с трудом набрала, так как перед глазами всё плыло от пелены слёз. Ответил не сразу, от чего по спине неприятным слабым ознобом рассыпались мурашки. «Поговоришь с Ломидзе и с родителями, и помиримся» - наконец прислала через пару минут, за которые у меня успело разболеться сердце.
Обиженно поджала губы, отбросила телефон. Это шантаж что ли такой?!
Но тут же снова схватила, когда гаджет пиликнул еще одной смс. «Ты победишь, я уверен.» Уставилась в потолок, пара глубоких судорожных вдохов, и я отправила в ответ: «Я приеду и поговорю, обещаю».
На это он уже не ответил ничего. И я сама тоже больше не писала.
Зная Лёвку, понимала, что он может в следующий раз и не ответить, так как условие нашего примирения уже озвучил и теперь будет ждать, когда я его выполню.
Эта его упертая как у барана категоричность в некоторых вопросах меня и раздражала, и подкупала одновременно. Сама я так никогда не могла.
Прошла ещё неделя. Я попала в финал. Нагрузка и психологическое напряжение с каждым днем росли как на дрожжах, тем более, что победитель помимо заманчивого денежного приза, получал очень перспективный контракт на летний сезон, как раз на время каникул в училище. И я очень хотела выиграть именно этот контракт. До дрожи. Потому проблемы с Лёвкой наконец отошли для меня на второй план, тем более, что я уже решила для себя сразу по приезду всё прояснить с родителями и разрешить эту глупую двусмысленную ситуацию.