До свидания, Светополь!: Повести
Шрифт:
— Такси подано, — грустно пошутила Валентина Потаповна. Что-то не по себе ей было… Зато Вероника Потаповна держалась молодцом.
— Надо найти милиционера, — сказала она, оглядевшись.
Сестра посмотрела на неё с тоской.
— Зачем?
— Ну как же! Должен быть милиционер в городе.
— Ну, есть милиционер. Зачем он тебе?
Двое других стояли молча. Они были гостями тут и дисциплинированно ждали, что решат хозяева. А те завели странноватый спор о милиционере. Младшая сестра настаивала, что нужно обязательно отыскать его, а старшая резонно интересовалась: зачем? Их что, обокрали
— При чем здесь обокрали! — возмутилась Вероника Потаповна. — Мы спросим у него.
— Что спросим? Зачем мы сюда приехали?
Вот какими невесёлыми были первые минуты на Калиновской земле. И, мне кажется, я понимаю почему. Это примерно то же самое, что новый светопольский цирк — великолепный, но ничего не говорящий ни уму моему, ни сердцу. А прежнего шапито нет и никогда больше не будет. Громадина универмаг высится на его месте.
— Пошли! — скомандовала Александра Сергеевна, и все послушно двинулись за ней к остановке.
В автобусе сестры не отводили от окон напряжённых, готовых узнать и обрадоваться глаз, но узнавать было нечего. Сперва шли двухэтажные, из светлого кирпича дома, длинные и унылые, потом, приседая на одну сторону, автобус свернул на улицу, где стояли дома деревянные. Но все на одно лицо и явно недавней постройки.
Крохотная гостиница была переполнена. Даже в коридоре стояли раскладушки. И так всегда, объяснила дежурная, потому что в Калинове завод, где ремонтируют «газики». Не только с окрестных районов, но даже из других областей наезжают шоферы.
— Не знаю! — передёрнула плечами Вероника Потаповна. — Раньше никакого завода не было. — А затем поведала, с каким восторгом приняли их в московской гостинице. Швейцар, пальмы, просторные номера…
Выручила опять-таки Александра Сергеевна. Мигом сообразила, что коль гостиница мала, а приезжих много, то наверняка кто-то сдаёт койки.
— А надолго вам? — требовательно спросила толстая и маленькая пожилая уборщица и с явным удовольствием, что можно перевести дух, поставила неполное ведро. Она трудно дышала, хотя уставать ей вроде было не от чего — всего несколько раз махнула шваброй.
Александра Сергеевна ответила, и тогда последовал новый вопрос: сколько их? Потом: откуда? И зачем? Не на завод же! Потому что, если на завод…
— Не на завод, — заверила Александра Сергеевна. И, беря быка за рога: — Сама не сдаёшь?
— А куда же тогда, если не на завод? — уклонилась от ответа словоохотливая толстуха.
Но тугая на ухо Александра Сергеевна обладала замечательной способностью слышать лишь то, что хотела слышать.
— Сама, говорю, не сдаёшь?
Уборщица подышала, уперев руки в толстые бока, и ответила:
— Ну, сдаю.
Это Александра Сергеевна услыхала.
— Четверых положишь?
Женщина облизала губы.
— Ну, положу.
— Пошли! — кивнула мать Уленьки Максимовой и двинулась было к выходу, где препирались на крыльце сестры, однако уборщица не стронулась с места.
— Домою, — сказала она.
Александра Сергеевна остановилась.
— А долго?
Калиновская жительница оторвала наконец руки от боков, слегка развела ими и, устав, опустила на прежнее место.
— Как пойдёт, — сказала она с одышкой. — Часика два. Погуляйте пока.
Александра
— Это, что ли?
Их будущая хозяйка подумала, посопела и ответила:
— Это.
Тогда наша соседка, некогда умудрявшаяся за три часа выбелить не только квартиру, но и фасад дома, быстро скинула кофту, юбку подоткнула, спросила, где тут вода, принесла полное ведро, и через несколько минут полы блестели, чистенькие. Уборщица только вертела головой на толстой шее. Как сова… Александра Сергеевна вылила под дерево воду (ссорившиеся на крыльце сестры изумлённо смолкли), выжала и повесила на забор тряпку, руки ополоснула и приказала:
— Пошли!
Но толстуха и тут не пошевелилась. И вдруг блинообразное лицо её просияло.
— Ну ба–аба! — протянула она с восхищением. — Ну, баба! Да откуда же ты такая?
И с быстротой, которую как можно было ждать от неё, сорвалась с места. Проворно перебирая короткими ножками, прямо-таки бежала по улице. Наши едва поспевали за ней.
— Сюда, — сказала запыхавшаяся хозяйка. — Сюда. — И все трое вошли в распахнутую дверь.
Трое? А где же четвертый? Уж не потерялся ли он по дороге? Нет. Четвертый остался во дворе, заворожённый увиденным.
Что же такое узрел наш четвертый человек? Голубятню. Обыкновенную голубятню, не очень большую, но и не маленькую, поставленную довольно низко; на юге их подымают куда выше. И там, на юге, их устанавливают, как правило, на столбах, здесь же был род двухэтажного сарайчика с хозяйственным помещением внизу. Но это бог с ним, а вот что покрытый толем верх не имел продольных планок, сильно покоробило старого голубятника Дмитрия Филипповича. Какое неуважение к птице! Дело в том, что в отличие от крыши человеческого дома крыша голубятни предназначена не только для защиты от дождя и холода, но ещё и для отдыха. Голубь — не воробей, на дерево не сядет… Однако это квалифицированное соображение Дмитрий Филиппович выскажет коллеге лишь завтра утром, сейчас же он с беспокойством обнаружил, что женщин, которые только что были рядом, и след простыл.
Какая из двух дверей поглотила их? Постучал, подождал, к другой перешёл, потом обратно. А женщины тем временем знакомились с жилищем. Всего две койки было тут, а также однотумбовый стол явно казённого происхождения, шкаф и три стула.
Вероника Потаповна окинула комнату тем самым взглядом, какой бросала некогда на вещи, что приносили ей для продажи.
— И сколько же вы хотите за неё?
В чем–чем, а в этом она знала толк. И не только она. Многие в Светополе держали после войны квартирантов, в основном студентов, для которых не ахти как строили тогда общежития — руки не доходили. Немало понаехало в наш южный город и другого люда. Скольких война лишила крыши над головой, а здесь небо как-никак было поласковей. Но и у нас, и у Валентины Потаповны, и у Александры Сергеевны жили студенты. Подчас это были не просто взрослые, а, на наш детский взгляд, совсем уже пожилые люди: тридцать, тридцать пять лет. Учились они заочно и приезжали сюда на сессию. Именно таким и «сдавала» Валентина Потаповна — в отличие от моей бабушки, которая предпочитала квартирантов постоянных.