До тебя миллиметры
Шрифт:
– Ничего. Не будет. Прекрасно! – рявкнули в ответ, перебивая его.
Потом последовала тишина. Вера тяжело дышала, Димка боялся даже слово сказать, чтобы вновь не вызвать её гнев. Но буквально минуту спустя Вероцкая вновь подала голос, на этот раз без единого намёка на злость, только спокойствие и обречённость:
– Ничего не будет прекрасно. Дело не в ногах. Даже не в ЕГЭ, Дим. Я теперь другая: и внешне, и внутренне. Во мне многое изменилось в эти месяцы, и теперь нам лучше не видеться. Прими это как факт.
– А как же…
А как же их обещания? Как же клятвы, что «либо вместе, либо ни
– Мы же вместе и навсегда, – наконец выдавил он. – Я либо с тобой, либо ни с кем.
– Забудь, – в голосе слышалась улыбка. Ужасно грустная улыбка.
– Но я не могу, я люблю тебя, Вер.
– Дим, мы ошибались. Это не любовь, взаимное притяжение. Гормоны, жажда испытать неизведанное…
Да какое, к чёрту, неизведанное? Максимумом неизведанного в их отношениях были ночи поцелуев и объятий. Ничего более интимного. Да, Дима помнил ощущение её нежной кожи под ладонями, но… Блять, он не «жаждал испытать что-то новенькое», но Веру ЛЮБИЛ.
– Слушай, ну какая любовь в шестнадцать лет? Давай просто забудем обо всём.
– Вер…
– Прощай, Дим. И не приходи больше ко мне, я не хочу больше тебя видеть.
Он не успел ничего сказать, все последующие слова Вера уже не слышала – она отключилась. Но он не мог так просто закончить, сначала звонил – десятки, сотни раз. Несколько часов постоянных звонков, пока номер вновь не добавили в чёрный список.
Потом открыл ВКонтакте, где – о чудо! – ещё не был заблокирован.
Дериглазов: «Твою мать! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!»
Дериглазов: «Слышишь?»
Дериглазов: «И не смей отказываться!»
Ответа не было до самого вечера. Вера прочитала сообщения мгновенно, но ничего не пыталась написать, он уже отчаялся ждать ответ, собирался вновь наведаться к ним домой, когда…
Вероцкая: «Уверен, что хочешь меня видеть?»
Одно короткое сообщение, которое Дима в неверии перечитал раз на десять, прежде чем набирать ответ. Но не успел.
Вероцкая: Тогда лови.
И фото. Селфи. Знакомые тёмные волосы, сейчас спутанные, глаза прикрыты ладонью, а лицо… нет, на нём больше не было бинтов, зато виднелись яркие красные полосы-шрамы. На правой щеке они тянулись от виска к подбородку, рваные, неровные; на левой шов шёл наверх от угла губ. «Сильное повреждение кожных покровов на лице, руках, ногах, животе; наложены швы, необходимы дальнейшие операции», – вспомнил Дима короткий вердикт врачей, который удалось добыть Стасу. Фоторгафия карточки тогда была размытой, Дериглазов сомневался, что понял правильно, зато осознал теперь.
Шрамы останутся. На прекрасном лице (и теле) его Веры останутся шрамы. Но ведь это всё равно ЕГО Вера.
Дериглазов:
Вероцкая: «Дим…»
Дериглазов: «Что?»
Вероцкая: «Дело не только в этом. В шестнадцать вся жизнь впереди».
Дериглазов: «И?»
Конечно, он тогда не поверил ни единому слову. Не смог. Кричал, звонил Стасу, требовал, чтобы его сестра сказала это всё в глаза, даже раздолбил почти новенький мобильный. По голове его за это не погладили, но телефон купили новый с условием, что этот останется цел, даже когда он вновь откроет на нём тот злополучный диалог.
Вероцкая: «Я не люблю тебя больше. И, кажется, никогда не любила».
– 06-
И вот спустя почти пять лет с того дня Дима сидел перед ней на корточках, осторожно перебирал тонкие пальцы, словно ничего плохого никогда не случалось, и думал: как бы всё сложилось, если бы он тогда тоже был в машине?
Димка криво усмехнулся. Скорее всего, даже в этом случае всё изменилось бы до неузнаваемости, и они перестали бы общаться. Особенно в этом. Потому что единственное место в машине, оставшееся свободным в тот вечер, грозило своему пассажиру быстрой, но болезненной смертью. Возможно, ему бы даже отсекло пару конечностей… Где уж тут шрамы Веры?
Сказать больше было нечего, мгновение слишком затягивалось, поэтому Дима заставил себя подняться и отойти подальше – выглянуть в коридор, по которому должна была пойти врач, возвращаясь к кабинету. Что бы ни случилось, ждать больше десяти минут он не собирался: если не явится хотя бы медсестра, просто подхватит Веру под локоток и увезёт в больницу. В идеале было бы наведаться к матушке в ресторан – он всего в трёх кварталах от вуза, и там есть аптечка на все случаи жизни, а антигистаминные вообще имеются как в десятке видов таблеток, так и в уколах. Но мама сегодня дома пытала старшего брата.
– Значит, всё как всегда, да? Мы друг друга не знаем? – вопрос вырвался сам собой, даже расстояние не помогло его удержать.
– Слушай, я хочу здесь освоиться, – тихонько отозвалась Вера с дивана. – Пусть не стать своей, но спокойно выжить до конца года. Мне не нужно лишнее внимание.
– То есть в первый же день вывалиться из кабинета, хрипя точно свежеподнятое умертвие, это не «лишнее внимание»? – усмехнулся Дериглазов. – А признать, что знакома со мной, – лишнее?
Он не оборачивался, продолжал смотреть в конец коридора, где в любой момент могла вынырнуть из-за угла медсестра. До звонка с пары было ещё минут десять, все сидели по аудиториям, и казалось, сейчас они здесь совершенно одни. Одни во всём мире.