До встречи с тобой
Шрифт:
— Ляль… , — чувствую спиной что придвигается ко мне теснее. Опасно так. — Ляль, ты понимаешь… мне пиз.. очень неудобно и я не знаю какие слова подобрать за ту ночь. И …
— Ничего не нужно подбирать. Я не маленькая девочка.
— Дай мне сказать, хорошо? Ты такая вся понятливая, но дуешься. Бегаешь от меня… А я мудак вот такой и старый козел.
Ты всегда таким был, и четыре года назад был таким же. Ну а что? Он с надменным видом читал нам лекции. Потом поучал и щелкал по носу за нашу неуверенность и «плаванье» в знаниях и умениях. Отчитывал за дрожащие
— В смысле и четыре года назад?
Ой… я в слух сказала? Спохватываюсь в момент.
Разворачивает меня к себе лицом как куклу.
— Отойди от перил, — отодвигает меня от края и к себе утягивает, ближе к лавочке. — Почему ты сказал, что я четыре года назад был таким же? — смотрит внимательно на меня. Глаз не сводя и не моргая.
— Потому что ты таким был когда вел курс в медицинском.
Хмурится. Будто пытается вспомнить.
Глава 41. Розовые очки.
— Отойди от перил, — отодвигает меня от края и к себе утягивает, ближе к лавочке. — Почему ты сказала, что я четыре года назад был таким же? — смотрит внимательно на меня. Глаз не сводя и не моргая.
— Потому что ты таким был когда вел курс в медицинском.
Хмурится. Будто пытается вспомнить и на меня смотрит цепко. Ну… давай…
— Я всего два семестра отработал и потом… ушел. У меня было два потока студентов. Почти сто пятьдесят человек.
— Среди которых была я, — грустно продолжаю, не мудрено что он совсем меня не помнит. Сравнить мои старые фотографии и меня сегодняшнюю. Два разных человека. Ни мышиного хвоста, ни очков с диоптриями минус семь. Ни лишних кило на ляжках и необъятной задницы.
— Хреново Ляль выходит, — чешет языком зубы. — Я никогда не смотрел на девочек в меде как на… хм…
— Женщин? Я тебя поняла. Маленькие и глупые. Да.
Хочу уйти отсюда и побыть одна. Переварить услышанное и принять. Поорать и поколотить что-то. Выпустить наружу все эмоции. Обиду, досаду, горечь. Эта чертова горечь собралась непроходимым комом в горле и я не могу ее сглотнуть. Не могу протолкнуть ее.
Я видела его у здания меда в компании красивой женщины и не раз. Младший преподаватель на кафедре. Статная и ухоженная. Дочь профессорская. Всегда с высокомерием и превосходством плавала по коридору. Смотря на нас как на мышей в лабаратории.
Никогда не забуду.
Глупая была и наивная.
А как уж он меня обидел тогда, хотелось бросить учебу. Уйти… да хоть в экономику! Посвятить жизнь цифрам и графикам!
Но не в моем характере, да?
Поэтому хрен всем! Я там где хочу быть! Где чувствую себя нужной и полезной.
Теплые большие ладони ложится мне на плечи, стискивают слегка и ближе придвигают.
Носом утыкается мне в макушку. Дышит глубоко и молчит.
— Олечка… Я не знаю, что сказать тебе, малышка. Я вот такой какой есть. Весь перед тобой и … я взрослый мужик… Черт... — У меня в носу щипать начинает, он мне правду говорит, я знаю и верю. Просто слушать ее больно и тяжело. Розовые очки остались
— И ты просто… — замолкает, подбирая слова, дыхание задерживаю, потому что страшно, что скажет дальше, — очень хорошая девочка, ты чувственная, искренняя, ты красивая, способная и талантливая. Но… я не знаю, что могу тебе предложить. Я привык жить так как живу. У меня работа в любовницах и женах. Я нихрена не успеваю даже в спортзал ходить. Я прихожу ночью, ухожу утром и часто даже ночи мои проходят на работе. И я не могу на работе отношения иметь. А тебе нужен хороший парень, который будет тебя на свидания водить, букеты дарить, слова красивые говорить…
— Да не нужен мне парень, — упираюсь ладонями в его грудь. Отталкиваю и сама от него отступаю. Слезы уже сами дорожки по щекам чертят. Да плевать! Пусть видит.
И он их видит, даже сквозь темноту вокруг нас. Ночь окутала нас. Только огни города освещают и лампочка над дверью металической. Скрипит от ветра, желтые лучи рассеиваются и блики по крыше расползаются. Освещая лицо Ильи напротив меня.
Зло стираю слезы ладонью. Еще отступаю.
— Ты… вы… — дрожащим голосом пытаюсь мысль свою сказать. Но слова путаются и язык не слушается.
— Ляль, ну не плачь, — шагает ко мне.
— Не подходи… те. Илья Валентинович. Я вас поняла и услышала. И по крышам меня не водите. Мне знаете ли, далеко, — рукой обвожу вокруг эмоционально, — Да и черт с этим! А знаете что самое страшное? То что я вас, Илья Валентинович… — затыкаюсь. Не договариваю. Пусть со мной это останется. Моя правда и моя тайна.
— Ляль, хватит плакать. Малышка…
— И парня я найду! И счастлива буду! А мы с вами просто коллеги.
Отворачиваюсь и ухожу с крыши. По ступеням спускаюсь и лицо вытираю. На этаже тихо и пусто. Весь дневной персонал домой ушел. В процедурной гремят стекляшками. На посту пусто. Сворачиваю в сестринскую. Щелкаю выключателем и присев на диванчик в углу, тихо вытираю злые и обидные слезы.
Но я же сильная? Я буду самой счастливой, назло всем сухарям в этом мире!
— По скорой, в приемный покой пусть спускается! И быстро! — разносится по коридору женский голос.
Глава 42. Мажоры.
Туманов.
Растираю уставшие глаза. Экстренная тяжелая операция. Пять часов в операционной.
Отыскиваю в ящике стола капли для глаз. Закапываю и пару минут сижу с опущенными веками.
Адреналин после операции сошел. И в голове вновь разговор на крыше.
Лицо ее печальное, обиженное и… разочарованное. Глаза бездонные. И в них столько эмоций невысказанных. Слезы тихими дорожками сбегающие по лицу. Нахмуренные брови и столько всего говорящие губы. Тихо. Безмолвно. Без слов. Руки обнимающие себя. Пальчики впившиеся до белизны.
Она такая сильная и терпеливая. Она совсем другая.
«Потому что ты таким был когда вел курс в медицинском»… она училась у меня?
Взъерошиваю волосы и откидываюсь на спинку кресла. Думай Туман, думай.