Добивающий удар
Шрифт:
Гауптвахту, находящуюся в самом центре Кронштадта, нужно было захватить быстро и, по возможности, без шума.
— Здорово, братишки! — мичман вошёл внутрь гауптвахты. — Мы новый караул. Нас с Питера прислали, допросить арестантов.
— А кто это мог прислать, я ничего не знаю, — ответил долговязый матрос. — Врёшь, поди, мичман. Мы Керенскому не подчиняемся.
— Так он уже морским министром стал.
— Ничего не знаю, идите отседова, пока в штыки не взяли.
Ещё двое караульных насторожились, потянувшись к оружию. Лисаневич понял, что взять на понты
Решительности ему было не занимать, да и выдавать свою личность ему не хотелось. Он потянулся за пазуху морского кителя, шурша документами, которые там были. Бумаги упали на пол, а вслед за ними рывком показался револьвер. Шесть выстрелов подряд прозвучали один за другим в упор.
Услышав выстрелы, в помещение гауптвахты хлынули матросы, которые прятались снаружи. Дальнейшее происходило словно в плохих американских боевиках. Беспорядочные выстрелы, убитые, лежащие в самых разных позах. Рыков предупредил, что сдерживаться не стоило в любом случае, а всю вину он берёт на себя.
Завладев ключами, мичман стал одну за другой открывать тюремные камеры, в буквальном смысле вытаскивая оттуда ничего не понимающих арестантов. Всё это решилось буквально за два десятка минут. Оставив после себя разгромленную гауптвахту, отряд мичмана стал спешно отступать к катеру.
Выстрелы слышались глухими, и их источник был понятен не сразу, ведь Кронштадт маленький город, а расквартированных в нём частей было много. Мичман успел довести свой отряд и всех освобождённых до катера без потерь, где они стали грузиться на лодки и отплывать в сторону парохода. Но всем уплыть сразу не удалось. Прикрывая отход, катер открыл огонь из носового пулемёта.
Ливень из свинца накрыл отдельные кучки наступающих. В ответ защёлкали винтовочные выстрелы. Лисаневич вынес с катера ручной пулемёт и залёг за ним. Дробно застучали частые пулемётные выстрелы. Огонь уже двух пулемётов нападающие не выдержали, а тут ещё заговорил с кормы и третий ручной пулемёт, который взял в руки бывший кондуктор.
С проклятиями, нападающие, неся большие потери, откатились назад, собирая помощь, но к этому времени катера уже и след простыл. Словно тень он растворился в ночи. Подойдя к пароходу, катер встал впереди. Работая гребными винтами, оба судна не спеша направились в сторону Петрограда. На своём борту они увозили освобождённых арестованных, среди которых находился и адмирал Курош, весьма удивлённый этим обстоятельством.
Вскоре Курош был доставлен к Рыкову, чему немало обрадовался. Рыков обнял Куроша, заросшего чёрной бородой с длинными седыми прядями. У адмирала возле губ залегла горькая складка, покрытая копотью и тюремной пылью. Но глаза задорно блестели.
— Ну что, Александр Парфёнович, не ожидал, что тебя освободят?
— Нет, Василий Иванович, не ожидал, честно говоря, — ответил Курош. Думал, там меня и похоронят, в казематах этих. Выведут на косу и расстреляют, как последнюю сволочь.
— Напрасно. Керенский поручил это дело мне. А я не мог всё оставить на самотёк и вот ты здесь, с нами.
— Керенский???
— Да. Я понимаю тебя, но это его приказ вызволить тебя из тюрьмы. Ты ему нужен, он хочет полностью подчинить себе флот, насколько я понял. Но в его теперешнем состоянии флот подчинить невозможно. Керенский собирает решительных людей, адмиралов и простых моряков, которые пойдут с ним до конца. Поверь мне, это не шутка и не обман. Он смог убедить меня, сможет убедить и тебя. Я верю в него, поверь и ты.
— Посмотрим, Василий Иванович, жизнь покажет, если сразу не накажет. Но раз он захотел меня освободить таким образом, значит он знает, чего хочет, и знает, что это будет ему стоить?
— Знает, — кивнул Рыков, — и сделает.
Курош задумался.
— Я верю тебе, друг! Буду ждать, когда он захочет говорить со мной.
— Отлично! Тогда пойдём поедим. Я не богат, но ради такого случая… Да и ты не избалован, чай, в тюрьме?
Курош невесело рассмеялся.
— Пойдём, друг.
***
Почти в то же самое время Красковский встречался с финским революционером Отто Вилли Куусиненом, на которого он вышел с большим трудом. Но деньги, полученные от Керенского, умели развязывать языки многим. И не только деньги.
Красковский приложил много усилий и поднял всевозможные связи для поиска революционеров. Здесь ему помогли и те захваченные революционеры, которые были связаны с РСДРП. Пытки — это такое дело, надобно умение иметь. Но поляку… и не уметь пытать, это, простите, оксюморон. Жертвы всё равно об этом никому больше не расскажут. Помогли и некоторые осведомители, адреса которых ему передали бывшие жандармы.
Красковскому постепенно начинала нравиться эта игра в революцию. Благодаря ему вершилась история, он делал то, что другие сделать никак не могли, и в этом было своё коварство.
Ему хотелось погружаться в интриги всё больше и больше, возможно, он хотел переиграть и самого Керенского. А почему бы и нет? Но братве нужны были деньги, а своих денег у него не было, только деньги Керенского. Ленина он убил, если тот, конечно, не восстал из болота, словно чёрт. На финских революционеров вышел, осталось только с ними договориться и направить их на революцию. Дело было теперь за обеспечением оружием и деньгами.
А тут ещё и Троцкий на горизонте появился с группой очень продвинутых товарищей, которые и стрелять умели, и на митингах выступать, и всё это на чистом русском, несмотря на разное происхождение. Чудны дела твои, господи!
***
Куусинен Отто Вилли был весьма целеустремлённым человеком и, несмотря на молодость, являлся уже депутатом сейма и продолжал свою революционную деятельность. С ним-то и была назначена встреча в одной из частных квартир в центре Гельсингфорса, куда приехал бывший черносотенец.
Красковский придирчиво оглядел себя в зеркало, поправляя шевелюру расчёской. Из зеркала на него смотрел импозантный мужчина средних лет в хорошем тёмном твидовом костюме, щегольском котелке и с элегантной тростью в руке. Пора было ехать на встречу.