Добивающий удар
Шрифт:
М. Палеолог
После подписания приказа № 5 Керенский позвонил Блюменфельду.
— Герман Фаддеевич, мне с вами нужно срочно переговорить.
— Да, я жду вас, — коротко ответил зицпредседатель.
Керенский бросил трубку телефона, собрал необходимые бумаги и, как порядочный министр, направился в кабинет своего начальника Блюменфельда. Тот его уже ждал, нахмурившись и готовясь выслушать очередную задачу.
— Я внимательно слушаю вас. Зачем вы хотели со мной переговорить? —
— Дело в том, Герман Фаддеевич, что я подготовил меморандум о признании ошибочности действий прежнего состава Временного правительства.
— Это прекрасно, но что вы хотите от меня?
— Вам нужно озвучить его перед журналистами и напечатать во всех газетах и журналах.
— Но при чём тут я, в конце концов? Какое я имею отношение ко всему этому? Вы сами можете это сделать и без меня.
— Самое непосредственное отношение имеете. Ведь вы сейчас являетесь главой Временного правительства. И не просто главой, а главой обновлённого правительства. Самое время признать все ошибки прежнего и заклеймить позором князя Львова и Гучкова.
— Но это как-то не по-человечески… Зачем мне признавать чужие ошибки? Если они их совершили, то, пожалуй, они и должны их признать.
— Справедливо, — признал Керенский. — Но у нас нет другого выхода. Вот, подпишите и разошлите его. Я думал собрать митинг по этому случаю, но передумал. Неизвестно, какие настроения будут у толпы и поэтому обойдёмся интервью и печатным словом. Этого будет достаточно. Мы не должны прилюдно каяться, а просто признать ошибочность действий других.
— Я понимаю, но тогда получается, что признавать ошибки буду я, а не мы и, уж тем более, не князь Львов.
— Ну, за всё надо платить, и это не самая высокая цена. Князь Львов вообще пропал, возможно, убит. Поэтому, подпишите и займитесь распространением документа, а я со своей стороны проконтролирую это.
— Хорошо, — тяжело вздохнул Блюменфельд, — вы умеете быть чертовски убедительным, я просто поражаюсь этому вашему умению. Два слова, и я уже готов подписать всё что угодно… Он макнул перо в чернильницу и размашисто расписался в конце документа.
— Спасибо, с вами приятно работать, вы всё понимаете с полуслова. Оставляю вам меморандум для распространения.
Улыбнувшись, Керенский удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь. Но это было не самое главное дело на сегодня, самое главное, как оказалось, ожидало его в кабинете у секретаря председателя Временного правительства Щегловитова. И это был министр земледелия Чаянов Александр Васильевич.
Керенский, как и всегда, стремительно зашёл к Щегловитову, чтобы дать очередные указания.
— Иван Григорьевич, утвердите меморандум и распространите его, он у Блюменфельда.
— Хорошо. А вас тут давно ждут.
— Кто меня ждёт и зачем?
— А вот, министр земледелия, — и Щегловитов махнул рукой в сторону сидящего в уголке Чаянова.
Керенский обернулся и только сейчас заметил
— Слушаю вас, эээ…
— Александр Васильевич, — тут же подсказал Чаянов. — Я, признаться, не хотел вас беспокоить и сначала ходил к Блюменфельду, а он, выслушав, направил меня к Ивану Григорьевичу. А Иван Григорьевич указал мне, что этот вопрос сможете решить только вы. Я, конечно, изрядно удивлён, но…
— Что за вопрос? — оборвал длинные объяснения Керенский, подумав, что послать его надо было дальше, а не к нему.
— Вопрос самый наисерьезнейший. Вопрос о хлебе и земле.
Керенский на секунду завис, а потом сообразил.
— То есть, о продовольствии и распределении земли?
— Да.
— Что же, это архиважнейший вопрос, и вас, действительно, совершенно правильно направили ко мне. Я вас слушаю.
— Александр Фёдорович, вопрос назрел самым насущным образом. Не буду кривить душой, он назрел ещё в прошлом году, а в этом только усугубился. Нам необходимо принимать меры уже сейчас. Мы не можем наладить поставки продовольствия в армию и в города. Хлеба не хватает уже не только в крупных городах, но и в мелких. Это прямо какой-то замкнутый круг.
Уже давно кое-где введены карточки и закупка продовольствия по твёрдым ценам, но деньги обесцениваются, крестьяне недовольны. Крупные землевладельцы и торговцы зерном придерживают продовольствие. Они очень неохотно продают его нам. Часть зерна уходит за границу, с этим надо что-то делать. Я абсолютно беспомощен. Всероссийский союз земельных собственников присылает мне постоянно телеграммы о нападениях на крупные усадьбы.
— Подождите, — с досадой мотнул головой Керенский. — Давайте разберёмся. Что вы хотите?
— Нам нужно решить вопрос с землёй и продовольствием.
— Хорошо, что вы хотите от меня?
— Чтобы вы приняли решение. А с кем мне его решать ещё? Вы же неофициально взяли власть. Все в правительстве об этом знают, кроме вас, наверное. Точнее, вы-то как раз это всё и организовали. Поэтому я и пришёл к вам. Вы — вождь революционного правительства, вам и решать.
Керенский хмыкнул, уел его Чаянов.
— Хорошо, тогда давайте организовывать конференцию и созывать Всероссийский крестьянский съезд, и как можно быстрее, чтобы решить эту проблему.
— Да-да, я отправлю телеграмму сегодня же о его созыве, но прошу вас прийти к нам на заседание. Главный земельный комитет и его глава Посников, продовольственный комитет и чиновники моего министерства жаждут с вами пообщаться, чтобы решить ряд вопросов организационного характера. В свою очередь, мы сможем вам ответить на все вопросы по земле и хлебе. Очевидно, что вы в этом не разбираетесь так, как мы, а значит, наша главная миссия — просветить вас, чтобы вы смогли нам помочь, осознавая, что вы делаете. Чтобы вы приняли правильное решение. Если мы не решим этот вопрос, то страна покатится в тартарары и не вернётся оттуда.