Добро пожаловать на Олимп, мистер Херст
Шрифт:
Кивнув, Херст взял в руки флакончик из серебристого металла и стал его разглядывать.
– Вы бессмертны благодаря этому эликсиру?
– спросил он, подняв на меня глаза.
– В известном смысле - да. В мой организм внесены определенные изменения, и он сам вырабатывает это вещество, постоянно циркулирующее в моих венах, - ответил я.
– Мне не приходится его пить.
– Но вы ведь не откажетесь сделать глоток из этого флакона вместе со мной?
– Конечно нет, - сказал я и протянул ему кофейную чашку.
Херст немного повозился с крышкой
В бутыли был не чистый трибрантин №3. Его смешали с чем-то вроде клюквенного сока, добавив в него гормонов и эйфориантов, чтобы Херст стал не только здоровым, но и веселым. Еще там, кажется, было какое-то вещество, заставляющее организм активно вырабатывать теломеразу. От такой ядерной смеси кто угодно почувствует себя на седьмом небе, но бессмертным не станешь, даже выпив целую цистерну этого зелья. Чтобы сделать Херста бессмертным, нужно было начинать в трехлетнем возрасте. Сначала ему имплантировали бы специально сконструированные для него биомеханические органы и протезы, а потом он еще несколько лет приспосабливался бы к их существованию в его теле. Но зачем ему об этом говорить?
А Херст помолодел, просто глядя на меня. Я читал в его глазах удивление, страх и нетерпение. Убедившись в том, что я не умер в страшных мучениях, Херст вылил остальной эликсир себе в чашку и выпил его, покосившись на еле слышно жужжавшую в углу кинокамеру.
– Брр, - скривился он.
– Какая гадость!
Я с извиняющимся видом пожал плечами.
Разумеется, Херст тоже не умер. Мы еще долго сидели в его роскошном кабинете. Он расспрашивал меня о моей жизни, о том, каково мне было в древние времена, о знаменитых людях, с которыми мне приходилось встречаться. Я рассказывал ему о финикийских купцах, египетских жрецах и римских сенаторах. Через некоторое время я заметил по выражению лица Херста, что его самочувствие существенно улучшилось. Он опустил таксу на пол, встал и начал расхаживать по кабинету, не осторожными шагами пожилого человека, а легкой, почти приплясывающей походкой.
– Тогда я возразил Апулею: "Но так останется только три рыбы! И что ты будешь делать с флейтистом?!" - говорил я, когда дверь в дальнем конце кабинета распахнулась и в помещение влетела Марион.
– К-куда т-ты пропал?!
– закричала она.
Устав или расстроившись, Марион всегда заикалась, а сейчас она была и утомленной, и раздосадованной.
– С-спасибо большое з-за то, ч-что смылся, не г-говоря ни слова, и оставил меня р-развлекать твоих г-гостей!!!
Херст с разинутым ртом повернулся к Марион. Я был готов побиться об заклад, что он забыл и о ней самой, и о гостях, и стал поспешно извиняться:
– Слушай, Марион, это я виноват! Я отвлек мистера Херста. Мне нужно было с ним кое о чем посоветоваться!
Марион с нескрываемым удивлением заметила мое присутствие в кабинете.
– Это ты, Джо?
– Извини, дорогая!
– сказал Херст, подошел к Марион и обнял ее за талию.
– У тебя очень интересный
– спросил он, пожирая глазами молодую женщину.
– Н-нет! Половина очень скоро ушла. А я-то д-думала, что они д-досмотрят хотя бы из-за Б-бинга Кросби!
За много тысяч лет жизни я научился вовремя исчезать.
– Спасибо вам за то, что уделили мне время, мистер Херст, - сказал я, хватая черный чемодан и направляясь к лифту.
– Я попробую найти этот проспект. Если найду, покажу вам его завтра.
– Ладно, ладно… - пробормотал Херст и впился поцелуем в шею Марион.
Я был готов спуститься вниз, как обезьяна, по тросу лифта, лишь бы поскорее убраться подальше от кабинета, но к счастью, кабина лифта меня ждала. Я кинулся в нее и поехал вниз на лифте с видом Мефистофеля, улетучивающегося через печную трубу.
В Парадном зале было темно, но, как только за мной закрылась потайная дверь, на потолке зажглись люстры. Я заморгал, стал оглядываться по сторонам и наконец обнаружил под потолком кинокамеру, которую не заметил раньше. Отдав ей римский салют, я поспешил к выходу, попирая ногами помпейскую мозаику. Стоило мне покинуть зал, как люстры на потолке потухли.
Слежка! Тотальная слежка! Сколько же у Херста верных Джеромов, терпеливо озирающих все помещения в его поместье через маленькие дырочки в стенах?!
На улице было темно и прохладно. В воздухе витали ароматы цветущих апельсиновых и лимонных деревьев. На небе сверкали низкие крупные звезды. Я некоторое время бродил среди статуй, прикидывая, как убедить Херста в том, что Компания согласилась принять его условия. А как мне сообщить руководству Компании о том, что оно недооценило Уильяма Рэндольфа Херста?! Что ж, мне не впервой приносить доктору Зевсу не самые приятные известия…
Наконец я отбросил эти мысли и направился в сторону отведенных нам помещений.
В нашей сверкавшей позолотой гостиной горел свет. Льюис примостился на краешке стула работы XVI века. У него был очень смущенный вид. Стоило мне войти, как он вскочил на ноги и заявил:
– Джозеф, у нас большие неприятности!
– Что такое?
– устало пробормотал я, не в силах думать ни о чем, кроме горячего душа и чистой постели.
– Пропал сценарий с автографом Валентино!
Позабыв о горячем душе, я ринулся к телефону, поднял трубку и, дождавшись, когда мне ответит заспанный мужской голос, сказал:
– Джером? Привет, старина! Слушай, нам кое-что от тебя нужно. Принеси-ка мне в комнату сливочное мороженое с фруктовым сиропом. И скажи, чтобы положили побольше сиропа!
– Мне тоже!
– пискнул Льюис.
Я пригвоздил его взглядом к полу и крикнул в трубку:
– Два мороженых, Джером! Что?.. Нет! Орехов не надо! Лучше поищи там шоколадный пудинг, или шоколадные пирожные, или хотя бы батончики. Понял? Давай шевелись, не пожалеешь!
– …Вот я и решил взглянуть на него перед сном, но в чемодане его не оказалось, - объяснил Льюис, облизывая ложку.