Добролюбов
Шрифт:
Его статьи и рецензии 1859 года овеяны могучим революционным вдохновением. В этом году — на протяжении нескольких месяцев — написаны такие выдающиеся произведения литературной публицистики, как «Что такое обломовщина?», «Темное царство», «Русская сатира в век Екатерины». Каждой из этих статей было бы достаточно, чтобы навсегда прославить имя автора.
Но не только в таких крупных выступлениях сказался боевой темперамент Добролюбова, он ясно ощутим и во многих небольших статьях и рецензиях, имеющих тем не менее принципиальное значение. Какая-нибудь «глупейшая книга», озаглавленная «Наука жизни» и посвященная наследнику престола, вызывает у него поток гневных слов в осуждение людей, которые «с убеждением и даже пафосом излагают кодекс отвратительной морали», основанной на принципах молчалинской умеренности и угодливости, исключающих общественную активность. Забывая о цензурных запретах, Добролюбов обращается к честным людям с призывом к решимости, к действиям, доказывает назревшую необходимость «предпринять коренное изменение ложных общественных: отношений, господствующих над нами и стесняющих нашу деятельность».
Написав рецензию на книгу «Наука жизни», Добролюбов выражал опасение: пропустит ли ее цензура, — настолько смелыми он сам считал выраженные в ней мысли. Проводя идею революции («коренное изменение» общественных отношений означало именно это), он звал к деятельному труду для общего блага, говорил о праве каждого человека на счастье; он горячо убеждал и, стыдил тех, кто не чувствовал в себе довольно сия, чтобы восстать против целого и общества, и оправдывался тем, что «один в поле не воин». Словом, Добролюбов развивал здесь те самые мысли, которые составляли содержание его писем к институтским товарищам. Свои печатные выступления он адресовал им же, угадывая за ними сотни других своих читателей, представлявших целое поколение новой демократической интеллигенции. Он, так и писал, например, Бордюгову о своей рецензии на книжку «Наука жизни»: «Там, есть странички четыре для тебя. Пожалуйста, мой друг, не мирись с гадостью и подлостью: право, мы еще молоды.
И перед нами жизни даль Лежит светла, необозрима…»Содержание последних четырех страниц добролюбовской рецензии в «Современнике» вполне совпадает с этими словами из письма к Бордюгову: речь снова идет о необходимости «создать общественную деятельность».
«Современник» оказывал прямое и непосредственное влияние на формирование демократической идеологии. Широкие круги читателей в разных концах страны с нетерпением ждали статей Добролюбова и Чернышевского, находя в них ответы на самые животрепещущие вопросы. О популярности журнала свидетельствует письмо М. Е. Салтыкова-Щедрина, который 13 февраля 1860 года писал А. В. Дружинину из Рязани:
«…Скажу Вам здесь кстати о расположении умов в провинциях относительно журналов. Всего более в ходу «Современник»; Добролюбов и Чернышевский производят фурор и о честной деятельности «Современника» говорят даже на актах в гимназиях».
Призывая к революционному разрешению кризиса, переживаемого крепостническим государством, Добролюбов вместе с Чернышевским и Некрасовым стремился пробудить к активной деятельности все оппозиционные элементы русского общества. Перед революционно-демократическим «Современником» стояла важнейшая задача — борьба за идейную подготовку крестьянской революции в стране. Необходимой составной частью этой борьбы было разоблачение либерализма во всех его проявлениях, резкое размежевание с теми, кто хотел удовольствоваться жалкими реформами; кто звонкими фразами о прогрессе и гласности пытался прикрыть свою паническую боязнь движения масс, способного свергнуть монархию, уничтожить
Чернышевский на страницах «Современника» неустанно вел войну против либералов, ибо он, по словам Ленина, «ясно видел их боязнь перед революцией, их бесхарактерность и холопство перед власть имущими» [18] . Сокрушительный удар по либерализму он нанес своей известной статьей «Русский человек на rendez-vous» (по поводу повести Тургенева «Ася»), появившейся в 1858 году в журнале «Атеней». Разоблачая здесь героев либеральной фразы, неспособных к настоящему делу, Чернышевский открыто выступал против лагеря, к которому примыкал Тургенев.
18
В. И. Ленин. Соч., т. 17, стр. 97.
Добролюбов тогда же поддержал Чернышевского. В своей статье о Станкевиче он, не называя Тургенева по имени, вскрыл либерально-дворянские основы его идейно-философских позиций. В дальнейшем Добролюбов, непримиримый противник всякой половинчатости, фальши и лицемерия, также плечом к плечу с Чернышевским выступал против либералов. В начале 1859 года в «Современнике» была опубликована его блестящая статья «Литературные мелочи прошлого года», явившаяся программным документом идейной борьбы, которую вела революционная демократия.
Статья вызвала шумное негодование во враждебном лагере: с суровой прямотой в ней ставился вопрос о беспомощности либеральничающих литераторов, наивно верящих в прогрессивные намерения правительства и мнимые успехи так называемой гласности. Но еще большее впечатление произвела та часть статьи, в которой автор проводил резкую черту между «старым поколением», сходящим с исторической сцены, и новым поколением русской молодежи, поколением разночинцев, революционных демократов.
Только немногие люди поколения 40-х годов умели, подобно Белинскому, слить самих себя со своим «принципом». «У Белинского внешний, отвлеченный принцип превратился в его внутреннюю, жизненную потребность: проповедовать свои идеи было для него столько же необходимо, как есть и пить». Белинский был не одинок: тогда появились и другие «сильные люди», проникнутые «святым недовольством» и решившиеся продолжать «борьбу с обстоятельствами» до последних сил. Явно имея в виду зарубежную деятельность Герцена и Огарева, Добролюбов глухо упоминал о людях, которые «доселе сохранили свежесть и молодость сил, доселе остались людьми будущего…».
Но это были исключения из «нормы»; большинство же деятелей «старого поколения» превратилось в «литературных Маниловых». Добролюбов особенно ополчается против так называемых «обличителей», усилия которых были направлены не против главного зла русской жизни — крепостничества и самодержавия, а против мелких, частных недостатков, критиковать которые разрешало правительство. Представители этого «сатирико-полицейского» направления в литературе не шли дальше осуждения взяточников, писарей и городовых. «Но вслушайтесь в тон этих обличений, — негодовал Добролюбов. — Ведь каждый автор говорит об этом так, как будто бы все зло в России происходит только от того, что становые нечестны и городовые грубы!»
Статья «Литературные мелочи прошлого года» важна еще в одном отношении. Выступая от имени «новых людей», Добролюбов яркими штрихами набросал типические черты своего поколения. Главное, что отличает этих «новых людей», заключается в следующем: «На первом плане всегда стоит у них человек и его прямое, существенное благо… Их последняя цель — не совершенная рабская верность отвлеченным высшим идеям, а принесение возможно большей пользы человечеству…»
«Люди нового времени», по словам Добролюбова, приобрели опыт, которого недоставало их предшественникам. Они твердо знают, чего хотят, верят в свои силы и в свою правоту. Критик прибегает к довольно прозрачной «шахматной» аллегории. «Нынешние молодые люди», говорит он, подобно опытному шахматисту, хотят вести «серьезную игру и потому считают вовсе ненужным с первого же раза выводить слона и ферезь, чтобы на третьем ходе дать шах и мат королю. Они, наверное, рассчитывают, что это только повредит их игре, и потому подвигаются понемножку, заранее обдумав план атаки… Они также добьются своего шаха и мата; но их образ действий вернее, хотя вначале игра и не представляет ничего блестящего и поразительного».