Добронега
Шрифт:
– Сверд! – крикнул Хелье. – Мне нужен сверд! И сапоги, – добавил он, посмотрев на свои расцарапанные грязные ноги. – Быстрее, Дир! За мной погоня.
Дир, несмотря на медлительность в формировании мысли, отлично понял ситуацию. В один миг он был на ногах, со свердом в руке.
– Сколько их? – спросил он сипло, голосом только что проснувшегося человека.
– Трое. Не в них дело!
– А в чем?
– Евлампиев Крог! Там человек десять. Евлампия в опасности.
– Ага, – сообразил Дир. – Эта… Смахни Светланку с сундука. Выбери себе сапоги по размеру,
– Да.
– Не церемонься со Светланкой.
Видя Хелье в нерешительности, Дир шагнул к сундуку сам и действительно смел с него мрачно смотрящую на происходящее Светланку. Она выругалась длинно и замысловато. Дир поднял крышку. В этот момент в сенях застучали подошвы сапог.
– Эгей, добры молодцы, – обратился Дир к вбегающим. – В гости ходят, когда зовут.
– Ты нам не нужен, – заверил его один из преследователей. – Нам нужен вот этот, который без портков.
– Я не о нужности говорю, – ответил Дир наставительно, – а о вежливости. Бросайте топоры, люди добрые.
– Нам нужен он! – злобно выкрикнул преследователь.
– Мне тоже, – ответил Дир. – Бросайте топоры, а то ведь, заметь, плохо вам будет.
В сундуке действительно лежали четыре клинка, в специальном отсеке. Хелье взял один, наугад, и вытащил из ножен.
– Оденься сперва, – заметил Дир. – И женскую рубаху сними. Так вы бросите топоры или нет, хорла? – спросил он, слегка повышая голос, и, не давая преследователям времени ответить, пожал плечами и двинулся на них. Один из преследователей замахнулся топором, но тут сморчок, еще минуту назад недвижно сидевший в углу, схватил его сзади за руку и сбил с ног неожиданно сильным ударом в затылок.
– Годрик, не вмешивайся, – велел Дир недовольно. – Холопья обнаглели, – пожаловался он одновременно облачающемуся в порты Хелье и двум оставшимся стоять преследователям. – Суются без спросу, действуют без приказа.
Он махнул свердом над головами преследователей. Те присели, втянули головы в плечи, и выронили топоры.
– Дружка своего с собой заберите, – распорядился Дир. – Быстрее. Я в раздражении, только что проснулся, в пузе пусто.
Один из ополченцев все понял и кинулся к лежачему. Второй замешкался, и Дир пнул его ногой. Ополченец мотнулся в сторону локтей на пять и упал, подвывая. Теперь он тоже все понял и, вскочив, взялся за ноги лежащего. Первый ополченец подхватил поверженного под мышки.
– Правильно, – сказал Дир. – И вот что. Ежели я вас еще раз увижу, все равно где, вы пожалеете, что на свет родились. И родная мать вас назад принять не захочет после того, что я с вами сделаю. Вон отсюда.
Двое поспешно вышли, транспортируя третьего.
– Подожди надевать сапоги, – сказал Дир. – Эй! Хелье! Подожди, тебе говорят. У тебя вон ноги в кровище. Годрик, кувшин и перевязку.
Годрик выскочил из хибарки и тут же вернулся с указанным.
– Сапоги мои тебе не пойдут, – отметил Дир. – Великоваты. – Он оглянулся, критически оглядел ноги большой женщины, а затем ноги Хелье.
– Надень Анхвисины сапожки, – резюмировал он.
Хелье затянул гашник, надел чистую рубаху Дира, доходящую ему до пят, развязал гашник, подтянул рубаху, затянул гашник, и сказал, —
– Нет.
– Мои тебе велики.
– А годриковы?
– До чего тупой народ – шведы. Или кто ты там. Кто такой Годрик, по-твоему?
– Не знаю.
– Холоп он. Холоп, да к тому же из варваров. В саксонских землях родился. Благородному воину холоповы сапоги носить не след.
– А женские можно?
– А женские можно, если умеешь за себя постоять. Я вот хоть с ног до головы в женское оденусь – кто посмеет надо мной смеяться?
Хелье понял, что Дир прав. Над Диром смеяться никто бы не посмел.
Годрик вымыл ему ноги, наложил на ссадины листья подорожника, и обмотал сверху льняной перевязкой. Несмотря даже на перевязку, сапожки Анхвисы оказались велики. Но не слишком.
– Ничего, – заверил его Дир. – Купим потом новые.
– Спасибо, – Хелье кивнул Диру. – Ну, я пошел.
– Куда?
– Бить этих гадов.
– Каких гадов?
– Я ж тебе сказал! Евлампиев Крог. Они там бесчинствуют, варангов ищут, так и с Евлампией могут чего дурное сотворить.
Он не стал объяснять подробнее.
– Ага, – рассудил Дир. – Что ж, пойдем, посмотрим.
– Ты не ходи.
– Нет уж. Я ж сказал, что я твой должник. Куда ты, туда и я. Что ж ты думаешь, я так пошутил, что ли?
– Хорошо, – согласился Хелье. – Только быстро. Бегом. Хорошо?
– Ладно. – Дир обернулся к Годрику, одновременно пристегивая сленгкаппу. – Ежели кто сунется, убивай не жалея. Надоел мне Новгород. Рад, что уезжаем. Тоже мне, нашли где город построить. Холодно, сыро. Еще б на Неве построили. Дураки. И то сказать – печенег кудлатый на печенеге, славяне только по названию. Славян тут почти не осталось.
Хелье не стал оспаривать эту демографическую гипотезу – времени не было.
Вдвоем они побежали по хувудвагу к Новгороду. Дир несколько раз останавливался, чтобы перевести дыхание, и махал рукой – беги мол, я догоню – и действительно догонял Хелье, бегущего не очень быстро из-за боли в поврежденных ступнях.
Над Евлампиевым Крогом поднимался дым.
Две дюжины завсегдатаев толпились на улице, перебрасываясь бессмысленными фразами. Хелье заприметил у забора сгорбленную, содрогающуюся фигуру. Подбежав, он тронул Гречина за плечо. Гречин обернулся. Он не стал ничего говорить, а Хелье не стал спрашивать.
Пожар явно не собирались тушить. Какой-то малый стоял возле калитки, жуя пряник, и тупо смотрел на огонь, охвативший правую часть крога и соломенную крышу пристройки. Рядом с малым помещалось ведро с водой. Возможно, он собирался тушить пожар вместе со всеми. Хелье выхватил из руки малого тряпичный мешок и вывалил пряники на землю.
– Эй, ты! – тупо удивился парень.
Хелье макнул мешок в ведро, прижал мокрую ткань к лицу, и ринулся в дом. Он не ждал, что Дир последует за ним. Дир последовал, макнув в то же ведро край сленгкаппы.