Добронега
Шрифт:
– Где искали?
– Как обычно.
– Выйди.
Добрыня вышел.
Еще десять лет назад… нет, не десять… но, в общем, сколько-то лет назад… совершенно точно… Владимир не стал бы ни о чем с Вассом разговаривать. Ратники бы жгли дом за домом, в то время как Васс умирал бы медленно под пытками, и продолжалось бы это до тех пор, пока не нашелся бы Борис, живой или мертвый, и длилось бы дальше, по инерции, еще некоторое время. Для урока. Справедливость была тогда в глазах молодого Владимира выше и отцовской любви, и отцовского долга. Око за око – это для людей простых придумано. Княжий сын стоит пяти тысяч жизней.
Но
– И чего же от меня требуют? – спросил он.
– Просят, князь. Всего лишь просят.
– Что же просят?
– Чтобы дал ты согласие на свадьбу и благословение свое не замедлил бы приложить.
Скоты, хорлы, подумал Владимир.
– И тогда мне вернут Бориса? – спросил он.
– Не сразу.
– Через день?
– Когда о свадьбе будут знать в Константинополе, Риме, Шапели, Новгороде и Сигтуне. Когда родится у Предславы сын или дочь.
Владимир закусил губу и прикрыл глаза.
– А дотоле?
– А дотоле будет Борис содержаться хорошо, и отказа иметь ни в чем не будет, но о местонахождении его никто…
– Понятно, – перебил Владимир. – И даже хартию подписать не попросят?
– Нет.
– А когда свадьба?
– Завтра утром.
– С Предславой я могу поговорить?
– Князь, – сказал Васс. – Я предан тебе всей душой. Не по своей воле я тебе все это говорю, поверь.
– Ответь на вопрос.
– Мне больно тебе отвечать. Так хотят они. С Предславой тебе говорить не дадут. Если бы я знал, где они прячут Бориса, клянусь, сам бы его освободил и привез тебе. Также велено мне было тебе сказать, что как только тебя, да хоть кого постороннего, заметят в Вышгороде до завтрашнего вечера, то с Борисом… сам понимаешь…
– А завтра вечером?
Васс промолчал.
– А Предслава?
Васс покачал головой. Так, подумал Владимир. Стало быть, сразу после свадьбы ее увезут в Гнезно. Что ж, есть у меня есть верные люди… и добрые кони… Путь в Гнезно известен… Нет, подумал он с отчаянием. В том-то и дело! Нет у меня верных людей! Старые зажрались, а новых вырастить да обучить я поленился. Ах Марьюшка, ах змея! Организовал все это, конечно же, Святополк. Который тут же в темнице сидит. Радуется, небось. Это он Марьюшку научил всему.
Нет, я что-нибудь придумаю.
– Князь, я должен идти.
– Иди.
***
Твердой походкой Васс спустился в гридницу, прошел к выходу, презрительно глядя на охранников, спустился с крыльца во двор и остановился у одного из праздничных столов. Ему налили вина, и он с удовольствием выпил кубок до дна. Поручение было выполнено, он был жив и свободен, и престиж его в глазах членов кружка Марии, а то и в глазах Содружества, должен был непременно теперь подняться. Не подняться – взлететь. О нем заговорят. Это даст ему большее влияние и большие возможности. А когда Святополк станет великим князем, можно будет и о посадничестве подумать. Да не в Смоленске или Ростове каком-нибудь, а в Новгороде! После чего, чем черт не шутит, со Святополком можно будет поиграть в политику. А там и киевский престол недалеко. Княжит вестимо нынче сын рабыни, которого он только что он так ловко пугнул, в Киеве! А у Васса в предках холопьев нет. Васс весь благороден, целиком, со всех сторон, и даже Рюриковичам он родня.
А как же Мария? Что ж. Мария либо станет женой Васса, либо, что скорее, уйдет в монахини. Грустно, он многим ей обязан, но тут уж ничего не поделаешь.
Васс так был занят приятными этими мыслями, что не обратил особого внимания на человека, желавшего с ним выпить, стукнув кубком о кубок. Он только кивнул, рассеянно улыбнулся, и уже поднес кубок к губам, когда вдруг сообразил, что перед ним Борис.
Васс обмер.
Выражение лица Бориса было обычное для него – пьяное, не очень доброе, но и не злое. Он явно не знал, что он похищен. Даже не догадывался.
Что же это значит?
Ага. Так.
Опять где-то кто-то что-то напутал. Опять либо схватили не того, либо вообще никого не схватили. Васс понял, что погиб.
Впрочем, он был жив и свободен. Это следовало учесть и использовать.
Не разыграл ли Владимир скоморошье представление, притворившись, что верит Вассу, что Борис похищен? Нет, решил Васс, князь не притворялся. Значит, не знал. А как узнает – войско будет в Вышгороде через два часа. Болеслава возьмут под стражу, Предславу запрут в светелке, Марию продадут в рабство в Халифат… а с Вассом поступят, как поступают с незначительными примкнувшими – приложатся каленым железом и – в расход.
Что же делать?
Васс направился к выходу из детинца, стараясь держаться непринужденно и чуть не столкнувшись в непринужденности этой с Житником, направляющимся к столам. Они молча кивнули друг другу. Что делает Житник, правая рука Ярослава, действительный правитель Новгорода, в Киеве, где его каждую минуту могут узнать, а темных дел за ним числится много? И как держится – будто у себя дома. К тому ж слух этот, о том, что Ярослав якобы объявил отцу войну… Впрочем, сейчас не до Житника. У выхода Васс дал конюху, державшему его лошадь, монету, вскочил в седло и полетел в Вышгород. Недостающие хартии все еще лежали в сундуке у Марии, но с них у Васса есть копии. А основная часть – дома.
Привязав коня в роще, где по утру его должны были забрать люди Марии, Васс нашел лодку, которой он и Мария иногда пользовались, и переправился через Днепр на аржу севернее Вышгорода. Пешком дошел до своего домика.
Старая холопка, гречанка, знавшая Васса с детства, открыла ему дверь. Вот эту будут пытать, это точно. Взять ее с собой? Невозможно. Даже думать не о чем. Немыслимо. Пусть пытают. Она ничего не знает.
Васс заперся в спальне и быстро сложил все хартии и грамоты в походную сумку. Успеть бы, пока Борис не наткнулся в детинце на Владимира (наверняка уже наткнулся), пока не начал действовать Владимир, или пока Мария не прознала, что схватили вовсе не Бориса (возможно, уже прознала). А те двое, поляк с дурой своей, небось милуются там сейчас… Ничего, скоро им покажут, мстительно подумал Васс. Получат они хвоеволие сполна, по самые зенки. Да, интересная в этом году выдалась Снепелица, ничего не скажешь. Кстати, в честь чего или кого празднуют Снепелицу? Кто ж его знает, кто такие вещи помнит в наше-то время… В честь какой-нибудь языческой богини наверное… какой-нибудь покровительницы киевского кретинизма…