Добрый ангел смерти
Шрифт:
Он замолчал. Поджал нижнюю губу. Лицо его погрустнело.
– А вам для меня ничего не передавали? – спросил я.
– В каком смысле? Деньги? Или что?
– Нет, меня интересует: я уже могу вернуться в Киев или нет?
– Не знаю, – сказал Алексей Алексеевич. – Мне ничего об этом не говорили.
Могу спросить. Я все равно буду завтра докладывать по нашему разговору.
– У меня, кстати, тоже есть интересные фотографии, – произнес я как можно более интригующе.
– Какие?
– В двух словах не сказать. Похоже на убийство человека, который
– Вы сами снимали?
– Нет, это старая пленка, семьдесят четвертого года.
Была в фотоаппарате, который я нашел в пустыне.
– Интересно, – он кивнул. – Снимки дадите посмотреть? Может, наш архивный отдел купит у вас пленку.
Мы договорились, что Алексей Алексеевич отвезет меня из санатория домой и подождет на улице, пока я вынесу ему старые фотографии.
Пока мы ехали, я пытался понять, почему в разговоре он ни разу не упомянул полковника и почему он, зная о моем путешествии так много, ничего не знал о причине моего пребывания в Коломые. Это было странно. Хотя я понимал, что это киевские коллеги просветили его относительно моего путешествия, но и они бы этого не знали без помощи полковника Тараненко! Тогда почему ни слова о нем?
Ладно, подумал я, когда передам ему фотографии, все-таки попрошу узнать у коллег: можно ли мне уже вернуться в Киев. Хорошо, если их заинтересует эта старая пленка. Тогда можно будет поторговаться. Пленка в обмен на «посадочную полосу» с обещанием безопасности. Интересно, может, эти ребята, которым я испортил взятие склада, уже давно на том свете, а я все нервничаю, беспокоюсь?
Нет, пока точно мне ничего не известно, есть смысл беспокоиться. Не беспокоятся только покойники! В Коломыю мы доехали быстро. Машин на трассе почти не было.
Отдав Алексею Алексеевичу конверт с фотографиями, я рассказал Гуле о поездке в санаторий и о разговоре. Мы сидели у себя в комнате. Гуля слушала меня и грызла ногти. Было видно, что она нервничает.
– Все будет нормально, – попытался я успокоить ее. – Если в течение недели мы ничего от них не услышим, я сам съезжу в Киев. Нашли ведь они нас через Петра. Может, он что-нибудь знает?
Глава 74
Ехать в Киев мне не пришлось. Утром дня через четыре возле калитки дома остановилась знакомая коричневая «шестерка». Алексей Алексеевич, снова в приличном костюме и галстуке, вызвал меня «прокатиться». Попросил взять с собой пленку и фотоаппарат.
«Снова санаторий?» – думал я по дороге к калитке. В машине кроме Алексея Алексеевича сидел грузный мужчина с двойным подбородком, выглядевший, должно быть, старше своего возраста.
– Это Олег Борисович, из Киева, – представил его мне владелец машины. – Так куда поедем?
– У вас здесь есть приличный ресторан с отдельными кабинетами? – спросил Олег Борисович. Алексей Алексеевич усмехнулся.
– Есть одно заведение, где мы можем посидеть одни…
Минут через десять «шестерка» затормозила у павильончика. «Кафе Нектар» – прочитал я название.
Олег Борисович бросил взгляд на
– У нас не столица, – извиняющимся тоном произнес Алексей Алексеевич. – Но здесь нас накормят и напоят, и я могу попросить никого больше не впускать…
Олег Борисович выбирался из машины неохотно и с трудом.
Кафе только-только открылось. Мы были первыми посетителями. Коротко остриженный, моложавый то ли официант, то ли администратор встретил нас улыбкой.
Алексей Алексеевич что-то прошептал ему, и он вытащил из-за прилавка табличку «санитарный час» и, повесив ее снаружи, закрыл дверь изнутри.
Мы уселись за неустойчивый столик, покрытый, правда, чистой белой скатертью.
Моложавый оказался официантом, или, по крайней мере, совмещал. Он быстро и умело сервировал стол. Принес графинчик водки, половинки вареных яиц, украшенные сверху красной икрой и плавничком из масла, овощной салат.
– Пепельницу, – хрипловатым голосом попросил Олег Борисович, вытащив из кармана пиджака пачку «Мальборо».
Закурив, Олег Борисович достал из внутреннего кармана конверт из-под фотобумаги. Я сразу понял, что это были те самые фотографии. «Клюнули», – подумал я, хотя и так с самого начала все было ясно, ведь попросили меня взять с собой пленку и фотоаппарат.
– Вы кому-нибудь говорили об этом? – Олег Борисович кивнул на конверт.
– Жене. Она видела.
– Вы же не женаты.
– Не расписан, – поправил его я. – Но мы венчались, здесь.
– Кто еще знает о фотоаппарате и пленке?
– Фотограф из ателье, он ее проявил. Олег Борисович кивнул. Затянулся.
Медленно выпустил изо рта дым.
– А ваши друзья по приключениям? Этот Петр из УНСО? Его подруга?
– Нет, они не знают.
Олег Борисович улыбнулся, и от этой улыбки словно дополнительный вес щек лег на двойной подбородок.
– Что ж это вы друзьям не рассказали о такой находке? – продолжал он.
Алексей Алексеевич тем временем наполнил рюмочки из графина и положил себе в тарелку салата. Потом добавил к салату два яйца с икрой.
– Я думал, что это просто фотоаппарат, я же не знал, что там…
– А откуда вы знали, что пленка семьдесят четвертого года?
– В палатке лежала газета «Вечерний Киев» за пятнадцатое апреля семьдесят четвертого года, вот я и подумал, что человек купил ее в дорогу, а потом просто не выбросил…
– Газета у вас?
– Да.
– А палатка?
– Я ее подарил отцу своей жены.
– Веселенькая история, – хрипло нараспев протянул Олег Борисович и взял в руки рюмочку. – Ну что ж, господин Сотников, вы сами не знаете, сколько заработали! Ваше здоровье!
Мы чокнулись, выпили. Стали закусывать.
Я размазал на кусочке хлеба половину яйца с маслом и икрой.
"Что это я заработал? – думал я. – Этот Олег Борисович был, видимо, важной шишкой. И если он прилетел из Киева только ради этой встречи, то ценность моей находки могла оказаться слишком высокой. А слишком – это не всегда хорошо.