Дочь дракона
Шрифт:
О беспощадный рок!
Под этим славным шлемом
Теперь сверчок звенит.
Мацуо Басе
Мастер Кенсей давно ушел на покой. Не то что бы он постарел, но смерть жены и сына- единственного наследника, изменили его. Из когда то жестоко и беспощадного ронина, который потом стал выдающимся самураем и полководцем, человека, которого вся Япония знала как мастера меча не имеющего себе равных, он превратился в затворника, философа и учителя. Учителем он стал исключительно по просьбе сегуна, который считал что его мастерство принадлежит Японии и что он должен передать
Это был вечер, тёплый… Лето сменило весну, и цикады взволновано пели в зелёной гуще кустов. Им вторили птицы, и тёплый ветер дул в лицо мастера меча, который задумчиво провожал уходящее светило. Солнце наполовину зашло за вершину священной горы, от чего казалось, что Фудзи покрылась кровью.
"Добрый вечер, мастер" – Кенсэй услышал вкрадчивый голос настоятеля монастыря
"Добрый вечер" – вежливо ответил мастер и совершил приветственный поклон: "для меня большая честь, видеть вас в этот час"
Настоятель поклонился в ответ. Он был не высок, упитан, лицо его покрывала редкая поросль. Глаза – узкие щёлочки были умными и пронзительными, замечающими буквально все. Сейчас глаза его видели, что мастер меча в печали. Высокий, жилистый, с суровым, словно из камня высеченным лицом. Мастер брил лицо и голову, носил самую простую одежду, из под которой буграми вздувались сухие и быстрые мышцы. Он напоминал тигра, готовому к прыжку. Глаза у Кенсэя были необычного желтого цвета, что ещё больше придавало ему сходство с тигром
Настоятель Кацусики вежливо взял мастера под руку: "Дорогой Кенсэй! Я вижу вы снова в раздумьях? Может вы поделитесь со мной, Вашими печалями?"
"Вы как всегда проницательны" – мягко ответил Кенсэй, голос у него был глухой, словно рык медведя или тигра: "я действительно полон печали, как река полна воды весной, когда ледники тают и птицы поют песни любви"
"Мастер как всегда красноречив!" – с удовольствием улыбнулся Кацусики, считавший себя мастером слова : "я до сих пор не знаю, чем вы владеете лучше, мечом, кистью или словом" – его колючие глазки на миг встретились с тигриными глазами Кенсэя
"Вы очень добры ко мне, господин настоятель" – мастер поклонился : "и все же, единственный мастер слова в Японии, это вы"
"Нет! Нет! И нет! Единственный мастер всех слов и всех мечей это наш Великий Сёгун, Господин Токугава!" – говоря это настоятель поклонился и Кенсэй поклонился в ответ
"Ваша мудрость и скромность
"Какая?"
"Стоит ли мне продолжать жить? Моя честь самурая и моя тоска по родным говорят мне, что я должен сделать сеппуко"
"это было бы благородно!" – согласился настоятель: "но только с одной стороны! С другой стороны, Вы мастер, оплот Сегуна и нужны Японии! Более того, Сегун надеется что Вы сумеете как можно больше самураев обучить Вашему ремеслу! Совершив самоубийство, Вы разочаруете Сегуна и не исполните Ваш долг самурая перед господином!"
"Об этом я и думаю" – поклонился Кенсэй: "о, настоятель. Вы мудры и проницательны, прошу Вас, дайте мне совет"
"Я бы попросил Вас выпить со мной чашку чая" – ответил настоятель: "для меня большая честь, что Вы попросили меня дать вам совет. Думаю, за чашкой чая, мы можем с вами найти правильный ответ"
"Благодарю Вас , господин настоятель. Вы очень добры ко мне"
Настоятель и мастер меча неспешно зашли в храм, с задней стороны, там где была административно- бытовая часть здания. Здесь были пристройки, в которых жили и питались монахи, тренировались, стирали вещи, и готовили. Они как раз практиковали искусство дзюдо, когда мастер и настоятель проходили мимо. Монахи остановились и поприветствовали их. Кенсэй и Кацусики молча поклонились и поднявшись по ступенькам храма , пройдя через тускло освещённый коридор, попали в кабинет настоятеля. Убранство здесь было скромным, но комфортным. Они присели на циновки и молодой монах принёс им чай в фарфоровом чайнике и две изящные чаши
"Это сделали китайские мастера" – сказал Кацусики: "полюбуйтесь, Кенсэй! Мы японцы умеем делать великолепные мечи, но такого мы не умеем…"
"Но меч сильнее фарфора" – тихо сказал Кенсэй-
"Несомненно! Несомненно!" – согласился настоятель: "поэтому мы и побеждаем их, хотя… нам было бы полезно знать некоторые из их промышленных секретов"
"Вы как всегда видите невидимое!" – с уважением сказал мастер: " Думаю, поэтому, Великий Сёгун в минуты сомнений не стесняется просить Вас о советах"
"Нет. Нет! Сёгун мудр. Он просто испытывает мою скромность" – улыбнулся Кацусики: "как впрочем и Вы дорогой мастер" – говоря это он разлил чай в чашки
"Какой аромат" – сказал настоятель и поднёс чай к носу
Кенсэй сделал маленький глоток
"этот чай как жизнь" – продолжал настоятель: "он прекрасен, но он горяч… стоит глотнуть неосторожно и он обжигает…" – он посмотрел на Кенсэя: "Вы не обожглись?"
"Нет"– ответил мастер: "я сделал маленький глоток"
"О, как мудро!" – настоятель тоже сделал небольшой глоток: "потому что если я выпью всю чашу сразу, это причинит мне боль и страдания и обожжет мне пищевод! Но если я буду пить медленно, я найду удовольствие и смогу понять путь чая"
"Вы хотите сказать?"
"Да… вы мастер, Вы познали путь меча! Но вы не познали путь дао, ведь это путь жизни и путь смерти"
"Но я видел столько смертей?"
"Да, мастер! Но это был путь меча. Вы выпили жизнь сразу, и она обожгла Вас. Мой Вам совет- познайте путь чая и Вы познаете путь дао. Когда Вы познаете путь дао, Вы узнаёте что боли нет, и страдания нет- это лишь то, что есть внутри вас, пока вы не познали путь. Так же как и в пути меча, в пути чая есть пустота и осознанность."