Дочь Господня
Шрифт:
– Логично! – вслух обрадовалась я.
– Что? – дружно встрепенулись ангелы.
– Отец любил Маргариту, – начала объяснять я. – Он обязан был отдать последний долг заботы и почтения своей преждевременно скончавшейся возлюбленной, похоронив согласно высокому титулу нашей семьи и вверив ее посмертный покой защитнику заблудших душ. Поэтому гроб с телом моей матери поместили именно в эту базилику. Стригои заманили нас на кладбище, рассчитывая запугать, застать врасплох и отобрать Грааль. Но они не учли одного важного факта – кладбище на самом деле является единственным местом, где мы можем найти помощь.
– У кого? – ошеломленно спросила Оливия. – Не у этих же? – она брезгливо указала в сторону шеренги умертвий.
– Нет, – спокойно ответила я, – у духов!
– Аллилуйя! –
Дверь базилики оказалась не заперта. Мы смиренно вошли внутрь, усадили на скамью пребывающего в сильнейшей духовной прострации Симона и заторможено-сонную Ариэллу. У девушки явно просматривались признаки тяжелого нервного потрясения. Но сейчас мне было не до нее, нашлись дела поважнее.
Помещение базилики не впечатляло размерами. Десять скамеек в два ряда, аналой со статуей Божьей Матери – чрезвычайно изящной, видимо, флорентийской работы – и несколько надгробных плит, вмурованных прямо в пол. Я перешла на правую сторону, наклонилась и почитала надпись, выбитую на красивой табличке из драгоценного розового мрамора: «Маргарита дель-Васто. Покойся с миром, любимая». Несомненно, я обнаружила как раз то, что искала. Последнее «прости» моего отца, адресованное матери. Но что мне следовало делать дальше – я не знала…
Я подняла взгляд на статую Богородицы. Она изображала юную девушку, почти ребенка, трогательно хрупкую и беззащитную. Голова покрыта скромным покровом кающейся грешницы, в руках – резной кипарисовый крест, на губах – легкая улыбка любви и прощения. И внезапно я поняла – ну конечно, эта удивительная, отлитая из серебра фигура, поставлена здесь не случайно. Уж слишком сильно отличается она от привычного канонического изображения матери Иисуса. Поэтому что сделана она по заказу моего отца и воплощает образ юной Маргариты, принявшей мученическую смерть ради любви и рождения избранного чада. На моих глазах выступили слезы сочувствия. Несмотря на всю свою осведомленность, я только сейчас до конца осознала, какие нечеловеческие страдания пришлось выдержать этой нежной девочке. Гонтор де Пюи предупреждал, что мне придется пройти через испытания любовью, дружбой и состраданием. Любовь – это Конрад, дружба – это ангелы, обманом завлеченные на кладбище, а сострадание – вот оно… Но ведь именно через них прошла и моя мать. У каждого из нас своя Голгофа, свой тяжкий крест. Маргарита познала жертвенную любовь, ставшую для нее и религией, и высшим смыслом существования. Страдания очищают. И я уже не сомневалась, что душа матери попала в Рай, став одним из ангелов Божьих. Я почувствовала внезапный прилив вдохновения, смешанный с неудержимым желанием выразить умершей матери свою благодарность и восхищение силой ее невероятной любви к недостижимому мужчине. Я разделила ее горе по утраченному возлюбленному, как никто иной понимая испытанное Маргаритой чувство. Случается порой, что короткие встречи ведут к большим потерям, а мимолетный час любви предшествует расставанию навсегда.
Конечно же, мне доводилось слышать о «Вольто Санто», чудесном платке из белого шелка, хранящемся в храме Святого Николая, расположенном в Манопелло. Эту удивительную реликвию еще называют истинной иконой и почитают как одну из величайших святынь, наравне со знаменитой Туринской плащаницей. Согласно легенде, добрая женщина Вероника пожалела приговоренного к казни Иисуса, изнемогающего под тяжестью креста, влекомого им к месту распятия. Она подала ему свой платок, дабы мученик утер окровавленное лицо. Господь поблагодарил женщину и вернул ей испачканный платок со словами: «Пусть он напоминает обо мне». На платке отпечатался лик Христа со сломанным от истязаний носом, исцарапанным лбом и опухшей от удара бичом щекой. Но наша память ничуть не отличатся от такого же платка, бережно сохраняя воспоминания о душе и облике любимых, ушедших от нас безвозвратно. И подчас эти воспоминания становятся самым страшным испытанием. У меня пересеклось дыхание, голос дрожал от слез, но идея молитвы возникла в глубине моего страдающего сердца,
– Селестина! – ангельский шепот звенел благозвучнее хрустального колокольчика. – Не грусти так, дочка! Ведь любовь достойна любой жертвы, – прозрачная, светлая тень отделилась от статуи Богородицы и подплыла ко мне, источая упоительный аромат цветущих роз.
– Это кто, привидение? – с легкой паникой в голосе поинтересовалась Оливия у меня за спиной. – Друзья, а вам не кажется, что этот день по насыщенности мистическими явлениями уже зашкаливает все разумные пределы?
– И не страшно ничуть, – с заиканием бормотал Натаниэль, намертво вцепившись конвульсивно скрюченными пальцами в спинку скамейки, – подумаешь, полтергейст обыкновенный!
– Мама! – я протянула руки ей навстречу, купаясь в исходящем от тени Маргариты тепле и свете. – Как ты там, мама?
– О, мне там хорошо! – радостно прожурчал девичий голосок. – Я рада видеть, какой умницей и красавицей ты стала!
– Мама, – осторожно напомнила я, – отец страдает…
– И зря, – печально ответила Маргарита. – Передай ему – все произошло так, как и должно было. Его вины в том нет, он сделал меня счастливой. И когда-нибудь мы снова встретимся.
– Помоги мне, – с нажимом в интонациях попросила я, – укрой Грааль!
– С радостью, – серебристо рассмеялся призрак. – В наш мир стригои не вхожи. У нас Чаша Господня сохранится в безопасности. До нужного времени…
– А когда оно настанет, это время? – взволнованно спросила я. – Как я об этом узнаю?
– О, ты все поймешь сама, дочка! – Грааль невесомо выплыл из моих рук и исчез в луче золотистого света, исходящего от статуи. – Прощай. Прими дарованные тебе испытания, и путь твой определится… – прозрачная тень матери растаяла в воздухе, оставляя после себя светлую грусть и некоторую боязнь предстоящего.
– Уф, – с облегчением выдохнула Оливия, последние десять минут не сходившая с одного места и сейчас осторожно разминающая затекшие ноги, – присутствовала я как-то на спиритическом сеансе, так вот – то мероприятие выглядело настоящим фуфлом по сравнению с явлением призрака твоей матушки, худобина!
Нат согласно кивнул головой, всецело разделяя мнение валькирии, отлепляясь от скамейки и вполголоса бубня что-то классическое, вроде бы из Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…».