Дочь короля
Шрифт:
Мадам встретилась глазами с Мари-Жозеф и неодобрительно покачала головой, но губы у нее дрогнули, она явно героически сдерживала улыбку. Месье тактично отвел взгляд, а вот Лоррен воззрился на нее без всякого стеснения. Он улыбнулся. Она поспешно обхватила себя руками, смущенная тем, что предстала в столь неприглядном облике перед столь блестящим придворным.
«Мне кажется, я тоже сейчас рассмеюсь, – пронеслось в голове у Мари-Жозеф. – Если до того не умру от холода».
– Вы оправдали наше высокое доверие, отец
– Ваша русалка, – почтительно поправил Ив.
– Месье Бурсен, что вы скажете? – спросил Людовик. – Украсит ли сие чудище наше торжество?
Месье Бурсен, в невзрачном жюстокоре, каковой ему полагалось носить в соответствии с низким статусом при дворе, бросился на зов. Он поклонился, потирая руки, высокий, тощий, мертвенно-бледный и безобразный, – точь-в-точь ангел смерти.
– А она доживет до празднества? Она не отказывается есть?
Бурсен заглянул за край бассейна. Морская тварь кружила вокруг статуи Аполлона, напевая печальную мелодию.
– Она почти не принимает пищи, – сообщил Ив.
– Значит, вы должны ее откормить.
– Вы же иезуит, – с жаром напомнил ему Людовик. – Где же ваши хваленые хитрость и красноречие? Заставьте ее есть.
Морская тварь вновь вцепилась в прутья клетки и принялась трясти их, подняв сноп брызг.
– Прикажите ей перестать, – взмолился месье Бурсен, – не то ее мясо испортится!
Мари-Жозеф ужасно хотелось успокоить русалку, но она не решилась подать голос из-за спасительного графского плаща.
– Не могу, – возразил Ив. – Это дикое животное, оно не слушается человека.
– Она успокоится, – предположил Людовик, – когда привыкнет жить в неволе.
Его величество спустился на землю, постукивая по деревянным ступеням высокими каблуками. Ив и месье Бурсен последовали за ним.
– Месье де Кретьен, – любезно обратился Людовик к графу Люсьену.
– Ваше величество?
– Мадемуазель де ла Круа, – воззвал к Мари-Жозеф Людовик, уже выйдя из клетки, но так и не оборачиваясь.
У Мари-Жозеф перехватило дыхание.
– Д-да, ваше величество?
– Вы что же, дожидаетесь, пока вам не нанесет визит Аполлон?
Придворные рассмеялись, а Мари-Жозеф покраснела, уловив смысл шутки. Смех постепенно стих.
– Н-нет, ваше величество.
– Тогда выходите оттуда немедленно, а не то заболеете.
– Да, ваше величество.
Она с трудом вскарабкалась на помост. Граф Люсьен по-прежнему скрывал ее от любопытных глаз своим плащом, а теперь, когда она взбиралась по ступенькам, приподнял плащ своей тростью. Если вода в бассейне была холодной, то воздух показался и вовсе ледяным. Дрожащая, мокрая, она перешагнула через край бассейна, проскользнула мимо придворных и затаилась в тени лабораторного оборудования.
По-прежнему стоя спиной к фонтану, король обратился к мадам де Ментенон:
– Моя дорогая, вам понравилась русалка?
Шевалье де Лоррен прошествовал мимо графа Люсьена и картинным жестом сбросил с плеч длинный темный плащ. Под ним оказался синий жюстокор, такого же цвета, что и у графа Люсьена, но не столь богато отделанный золотыми кружевами. Синий жюстокор был своего рода знаком отличия, свидетельствующим о принадлежности к доверенным лицам короля. Месье не удержался и проводил Лоррена взглядом, не в силах сосредоточить внимание на короле.
– Это создание необычайно безобразно, сир, – откликнулась мадам де Ментенон.
– Не безобразнее дикого вепря, мадам.
Лоррен накинул плащ Мари-Жозеф на плечи. Ее облек подбитый мехом бархат, охватило тепло его тела, объял аромат его духов.
– Благодарю вас, сударь. – У нее стучали зубы.
Лоррен поклонился и занял свое место возле месье. Тот дотронулся до его плеча. В свете свечей сверкнули его бриллиантовые перстни.
– Полагаю, это демон, сир, – промолвила мадам де Ментенон.
– Ваша светлость, это порождение природы, – возразил Ив. – Святая Матерь наша Церковь всесторонне изучила свойства морской твари и причислила ее к животным. Таким, как слон его величества или крокодил его величества.
– Однако, отец де ла Круа, – упрекнул его король, – вы могли изловить и особь попригожее.
Ив подошел к секционному столу, вынудив Мари-Жозеф отступить еще дальше в тень. Граф Люсьен по-прежнему заслонял ее от его величества, а мокрое платье теперь скрывал плащ Лоррена, но локоны неопрятными спутанными прядями облепили лицо. Фонтанж смешно сбился набок, его проволочный каркас до боли врезался ей в затылок, грозя вырвать волосы.
Ив развернул парусину, скрывавшую тело. По доскам настила тоненько застучали осколки льда.
– Все русалки, вне зависимости от пола, одинаково безобразны, ваше величество, – объявил Ив.
Придворные столпились вокруг него, спеша увидеть мертвую русалку. На стене шатра их тени торопливо стеснились вокруг тени брата Мари-Жозеф. Ив нынче был луной при солнце его величества, и другие придворные надеялись, что им тоже перепадет частичка отраженного света.
– От нее исходит смрад, ибо таковы основные соки ее тела.
Мари-Жозеф осторожно выглянула из-за края плаща, которым скрывал ее граф Люсьен. Месье прикрывал нос платком. Мари-Жозеф вполне понимала желание тех, кто не привык присутствовать на вскрытиях, иметь при себе ароматический шарик.
– Не показывайтесь, мадемуазель де ла Круа, – с трудом сдерживая раздражение, посоветовал ей граф Люсьен.
Разумеется, он предпочел бы занять полагающееся ему место рядом с королем. Людовик, со свойственным ему великодушием и тактом, сделал вид, будто не заметил его отсутствия.