Дочь леди Чаттерли
Шрифт:
— Оно не поедет!
— Посмотрим! — чуть не сорвав голос, рявкнул Клиффорд.
Егерь отпустил поручень, повернулся и пошел вниз за ружьем и курткой. Мотор в тот же миг заглох, и кресло остановилось как вкопанное. Клиффорд, раб своего изобретения, чуть не скрипел зубами от бессилия. Он двигал рычаги рукой — ноги-то бездействовали. Крутил туда-сюда маленькие рукоятки, отчего мотор прямо-таки орал дурным голосом. Но кресло не двигалось. Не двигалось, и все тут. Наконец Клиффорд выключил мотор и застыл без движения, не зная, на ком сорвать гнев.
Констанция сидела в сторонке и с жалостью глядела на порушенные, растоптанные
Егерь шел вверх, держа в руке ружье и перекинув через плечо куртку, верная Флосси трусила по пятам. Клиффорд опять попросил хоть что-нибудь сделать с мотором. Конни, ничего не смыслившая в моторах, скоростях, передачах, но бывшая неоднократно свидетельницей подобных срывов, сидела на скамейке молча, как бессловесная кукла.
Егерь вернулся, опять лег на живот: правящий класс и его обслуга!
— Ну-ка, попробуйте еще раз! — сказал он, вставая на ноги.
Он говорил спокойно, как говорят с детьми.
Клиффорд попробовал, Меллорс быстро пристроился сзади и начал опять толкать. Кресло пошло за счет сложения двух сил — механической и мускульной.
Клиффорд обернулся, позеленев от злости.
— Да говорят же вам, уберите руки.
Егерь тотчас отпустил кресло, и Клиффорд, как бы принося извинения, прибавил:
— Я должен знать, на что эта машина способна.
Положив на землю ружье, егерь стал натягивать куртку — умыл руки.
И кресло медленно покатилось вниз.
— Клиффорд! — крикнула Конни. — Тормози.
Все трое — Конни, Меллорс и Клиффорд — двинулись одновременно. Конни с Меллорсом налетели друг на друга, кресло остановилось. На мгновение воцарилась мертвая тишина.
— Я, очевидно, полностью в вашей власти, — сдаваясь, проговорил Клиффорд.
Никто не ответил. Меллорс перекинул ружье на плечо, лицо у него до странности утратило всякое выражение, разве в глазах — тень вынужденной покорности. Его собака, Флосси, стоя на страже у ног хозяина, нервно пошевеливала хвостом, глядя на кресло с подозрением и неприязнью; действия этих трех существ человечьей породы были выше ее собачьего разумения, tableau vivant [15] была обрамлена потоптанными, помятыми колокольчиками. Все трое молчали.
— Полагаю, что придется ее толкать, — наконец высказался Клиффорд с напускным sang froid. [16]
15
живая картина (фр.)
16
хладнокровием (фр.)
Никакого ответа. На отрешенном лице Меллорса не дрогнул ни один мускул, точно он и не слышал. Конни с беспокойством взглянула на него. Клиффорд тоже обернулся.
— Вы не согласитесь, Меллорс, потолкать нас до дома? — высокомерно произнес он. — Надеюсь, я не сказал вам ничего, обидного, — прибавил с явной неприязнью.
— Разумеется, сэр Клиффорд! Вы хотите, чтобы я толкал ваше кресло?
— Если вас это не затруднит.
Егерь подошел, взялся за
— Не смейте этого делать! — воскликнула Конни.
— Пожалуйста, помогите мне, дерните колесо, — попросил он ее.
— Ни за что! Не смейте больше поднимать кресло. Вы надорветесь, — сказала она, краснея.
Но он, посмотрев ей в глаза, повелительно кивнул. И она подчинилась. Егерь поднял кресло, она с силой дернула и кресло сильно качнулось.
— Ради Бога, осторожнее! — испугался Клиффорд.
Но ничего страшного не произошло, а тормоз отпустило. Егерь подложил камень под колесо и сел на скамейку передохнуть; сердце у него бешено колотилось, от лица отлила кровь, он был на грани обморока. Конни поглядела на него и чуть не заплакала от возмущения. Опять воцарилось молчание. Она видела, как дрожат его руки, лежащие на коленях.
— Вам плохо? — спросила она, подойдя к нему.
— Нет, конечно! — почти сердито ответил он.
Тишина стала мертвой. Белокурый затылок Клиффорда не двигался. Даже Флосси стояла, точно окаменев. Небо все сильнее заволакивало тучами.
Наконец он вздохнул и высморкался в большой красный платок.
— Никак силы не вернутся после воспаления легких, — сказал он.
И опять никто не отозвался. Конни подумала, сколько же сил съело воспаление легких, если он надеялся без труда поднять это кресло с весьма увесистым Клиффордом. Только бы его здоровье не подорвалось совсем.
Егерь поднялся, взял куртку, перекинул через поручень кресла.
— Вы готовы, сэр Клиффорд?
— Я жду вас.
Он нагнулся, убрал из-под колеса камень и налег всем телом на поручень. Таким бледным Конни никогда не видела его. И таким отрешенным. Клиффорд был довольно плотный мужчина; а подъем довольно крутой. Конни стала рядом с егерем.
— Я тоже буду толкать! — сказала она.
И принялась толкать с силой, какую женщине придают злость и негодование. Коляска пошла быстрее. Клиффорд обернулся.
— Это так уж необходимо? — спросил он.
— Да! Ты что, хочешь убить человека? Если бы ты не упрямился и сразу позволил толкать…
Но она не окончила фразы — стала задыхаться. Толкать коляску оказалось не так-то легко.
— Потише, потише, — проговорил идущий рядом Меллорс, чуть улыбнувшись глазами.
— А вы уверены, что не надорвались? — спросила она: внутри у нее все клокотало от ярости.
Он помотал головой. Конни взглянула на его узкую, подвижную, загорелую руку. Эта рука ласкала ее. Она никогда раньше не приглядывалась к его рукам. В них был тот же странный внутренний покой, который исходил от всего его существа. И ей так захотелось взять сейчас его руку и крепко сжать. Душа ее рванулась к нему: он был так молчалив, так недосягаем. А он вдруг ощутил, как ожила, напряглась в нем плоть. Толкая коляску левой рукой, правую он опустил на ее белое, округлое запястье и стал ласкать. И точно огненный язык лизнул его сверху вниз вдоль спины. Конни быстро нагнулась и поцеловала его руку. И все это в присутствии холеного недвижного затылка Клиффорда.