Дочь лорда
Шрифт:
Оказывается — можно. Но как же жутко это осознавать!
На пятый день к прочим требованиям узница добавила просьбу давать больше воды. Кувшина едва хватает на питьё. Ирия пыталась еще выкраивать на умывание лица. Но мытьё волос и всего остального, не говоря уже о стирке, осталось в мире прошлого.
В родном замке девушка привыкла к ежедневной ванне. И теперь с ужасом представляла вполне осязаемое будущее — зарасти грязью. И прочими сопутствующими элементами — с шестью ногами…
Лучше уж сразу умереть!
При очередной
— Этой водой я собираюсь мыться. А умру от жажды — вам же хоронить!
На миг стало плевать на всё. Умирать — так умирать! Только глупо — из-за этого.
А из-за чего не глупо? Почему не отправиться в Бездну ради сохранения человеческого облика? Всё равно пленнице змеиного аббатства предстоит кошмарная агония длиной в десятилетия!
И почему сразу не догадалась отказаться от еды и питья? Монашкам плевать, но матери-то — нет. А она — уже не узница, а «черная сестра». Ирия об этом еще летом слышала. И опять не задумывалась — в чём разница…
Ползут часы, монахиня не возвращается. И яростный запал исчезает водой в песке. Высыхает. Вымерзает. То ли вековые холод и сырость остудили порыв, то ли жажда жизни берет свое.
Не вовремя! И уже слишком поздно — ничего не переиграть. Осталось приготовиться к любому исходу.
Нет, не к «любому». Почти наверняка дерзкие слова сочтут за бунт. Так что готовься умирать. Всё равно ведь уже решилась.
Медальон остался в прежней одежде. Но Его лицо Ирия помнит и так. И умрет с Его именем в памяти.
Вот этот кувшин она успеет разбить — когда войдут «братья». И острым осколком — себе по горлу.
Жаль, нельзя прихватить с собой пару врагов! Или хоть одного. Но тогда ее горе-оружие успеют отобрать еще до самоубийства. Нет уж — лучше тогда себя!
Бедный отец! О чём он думал в последние мгновения? Папа ведь тоже был так одинок! А некогда любимая дочь не помогла, не поддержала, не согрела… Эдвард Таррент столько месяцев молча страдал один. В неделями не топленной Закатной Башне.
Не согрела — потому что старательно и упоенно жалела себя! Не думала ни о боли отца, ни каково в тюрьме матери…
В замке Ирия привыкла ложиться позже. И по этой причине или по многим другим — здесь подолгу лежала без сна. И думала, думала, думала…
Как и сейчас. Наверное, вся картина понемногу складывалась с самого начала. А сейчас добавился последний штришок. И теперь известно имя убийцы. Имена.
Девушка потянулась к гребню. Зеркала в камере нет. Даже куска металла. Но негоже дочери лорда Таррента встретить смерть чучелом огородным. Даже если свидетели — лишь недостойные своего служения монахи и монахини, хмурое утреннее небо и невидимые души предыдущих жертв.
Ирия усмехнулась, расчесывая длинные светлые
Как странно — уже в третий раз готовиться к смерти.
Здесь.
В Ауэнте.
И снова здесь. Говорят, три — решающее число, вот круг и замкнулся. Судьба смеялась, когда давала приговоренной ненужную отсрочку.
Лучше бы Ирию убил Анри — той страшной весной! Ее и Эйду… Всё равно больше не случилось ничего, зачем стоило выжить. Разве что встреча с Ним…
Нет, и это — неважно. Он наверняка Ирию даже не помнит.
Анри, ты не знал, что иногда самое жестокое — оставить в живых. Действительно не знал. Иначе бы не колебался.
Дверь зловеще заскрипела. Теперь-то уж точно открывается.
Ирия, дочь покойного — убитого! — лорда Эдварда Таррента, пленница основанного предательницей аббатства, отложила гребень. Тряхнула гривой светлых волос и потянулась за кувшином.
4
На пороге — мать. Без рыцарей-леонардитов.
Приливной волной нахлынула слабость. Кувшин едва не выскользнул из рук. Сил хватило лишь поставить его на лавку. Осторожно. Единственный как-никак…
— Мама! Мама!! Мама!!! Мамочка!!! — Ирия разрыдалась, вжимаясь лицом в серый монашеский плащ…
Сестра Валентина, бывшая графиня Карлотта Таррент, замерла на целый перестук сердца. Ледяной статуей. А потом всё так же холодно отстранила бывшую дочь в сторону. Тяжело опустила ей руки на плечи и пристально взглянула в заплаканные глаза. Без малейшей теплоты.
— Прекрати лить слёзы! Ты — благородная дворянка! Дочь лорда.
Лед и каленое железо! И дорожки слёз на лице сохнут сами. Выгорают огнем. И вовсе не теплом очага Закатной Башни. Папиной.
— Наконец, ты — моя дочь, если тебе мало всего остального! Не заставляй меня считать, что я рожала одних слизняков и мокриц.
Ирия опомнилась.
Она полтора года не видела мать. Вот и придумала добрую мамочку, сюсюкающую над детьми.
И совершенно забыла холодно-равнодушную высокомерную женщину. В последний раз та целовала и гладила по голове дочь, когда той было года три.
Напрасно, Ирия. Другая мать существовала лишь в твоем воображении. А монастырь не смягчит характер никому. Здесь и святая Бригитта взвоет!
— Впрочем, кого еще можно родить от слизняка? Его даже ты сумела прикончить.
Папа — не слизняк!
Спокойно, Ирия.
— Мама!
Отчаяние вот-вот захлестнет. Держись, Ирия! Иначе — конец.
— Мама, хорошо, что ты пришла. Я знаю, кто убил моего отца! — она попыталась подражать тону матери.
Получилось или нет — не понять. Себя со стороны не слышно.