Дочь лорда

Ружникова Ольга

Нет! Этого просто не может быть. И не будет…

На следующий вечер Ирия промедлила со ставней. В кои-то веки нет дождя — совсем. И слишком уж тоскливо — опять целую ночь наедине с подушками и водяными ямами! И в полной тьме… особенно с учетом склонности призраков кое-кого навещать. Лучше даже не думать, сколько невинно убиенных замучено здесь. Можно все кельи и камеры наполнить. По сотне на каждую.

Кстати, если выбраться не удастся… да, если не удастся! —

лучше стать призраком, чем никем.

Мокрое серое небо расплылось… Ах да — слёзы навернулись на глаза. И можно не вытирать — всё равно никто не видит.

Ирия теперь имеет право рыдать хоть с утра до ночи и с ночи до утра. Это уже ничего не изменит. И никого не расстроит.

— Квирк, квирк, квирк!

Из-за окна.

Что?

Вот так раз! Два черных птичьих глаза. Насмешливо уставились из-за ржавеющей решетки.

Увы, ржавеет — слишком медленно. Выломать сил не хватит.

Крылатое чудо с нескрываемым любопытством озирает странную человечью девчонку. Почему-то готовую разреветься.

Чудо вертится, «квиркает», перышки чистит. И наверняка не ценит собственное счастье. Умение летать. Как люди — свободу. Пока не лишатся.

Пичуга — серо-черная. Какой же породы?

Всё равно. Как и самой гостье — кто перед ней. Графиня или крестьянка? А то и вовсе — нищенка.

Впрочем, Ирия как раз — беднее любой нищенки. У той хоть свобода есть!

Девушка поспешно вытерла слёзы. Хоть кроме птахи-насмешницы никто и не видит. Птица с такими умными глазами — это уже не «никто».

Да и вообще… чем-то она похожа на лиарский родовой символ. Как костлявая девица Ирия — на первую красавицу Юга Карлотту.

Лапки вцепились за решетку, клювик требовательно стучит. По железному пруту. Наименее ржавому.

— Эй, стриж — не стриж, у меня ничего нет, — огорчилась Ирия. — Если дождешься завтрашнего обедоужина — покрошу тебе хлеба. Потому что кашу ты точно есть не станешь. Я бы тоже не стала, но нужно беречь силы. Вдруг я когда-нибудь выберусь, — девушка кивнула на недостижимый берег.

Вон, слабо виднеется в серебристой дымке вечернего тумана.

Чувствуешь себя рыбой в сети. Вроде и вода кругом, а…

— Близко свобода, а не взять. Знаешь, я каждый миг представляю, как плыву туда! И нечего смеяться. У меня, в отличие от некоторых, крыльев нет.

Гостья перестала стучать клювом. Замерла, чуть наклонив головку. Будто и в самом деле прислушивается.

Вполне логично. Раз Ирия решила поболтать с птицей — почему бы той не стать внимательным слушателем? И раз уж она — куда лучший собеседник, чем родные мать и брат.

— Нет, тебе лучше не ждать. Улетай! Или они и тебя схватят. Знаешь, здесь не любят чужую свободу.

Стриж качнул головой, клювик требовательно тюкнул. Опять выбрав место поприличнее.

— А

может, тебе что-нибудь подарить? На память? Подарить?

Смышленые черные глаза требовательно взглянули. Пообещала — и в кусты?

— Вот только что у меня есть?

Серый балахон почему-то смеет называться платьем. Грубые туфли-колодки. И больше ничего…

В черных бусинах-глазах — самая настоящая обида. Разлилась. Пополам с остатками затаенной надежды…

— Держи! — Ирия расстегнула замочек простеньких бус. Еще детских.

Папа когда-то подарил — лет семь назад. Дочери они понравились — вот и купил. Мама потом еще долго хмурилась, но носить не запретила.

Потому в монастыре и не отобрали, что дешевые. Такими не подкупишь и нищего — не то что леонардитов или амалианок.

Простые камешки, рябиновый цвет. Издали будто и впрямь — ягоды. Не спутала бы птаха, не решила бы склевать от бескормицы…

Нет, эта — вряд ли!

Кто решил, что люди — умнее зверей и птиц? Или лучше? Ланс не пережил смерти любимого хозяина. А жена и сын не пролили и слезинки на двоих. Слишком были заняты. Заметанием следов и переваливанием преступления на невиновных.

— Возьми! Бери-бери — кому мне еще теперь дарить? — Девушка осторожно набросила рябиновую нитку — туда, где шейка переходит в грудку. — А то у меня их отберут — не ровен час.

Лучше уж птице, чем кислолицым монашкам. Вчера очередная как раз косилась — прямо через дверное окно. И именно на бусы. Разве кающейся грешнице положено украшение? Да еще и не серое.

Пичуга смешно повела черненькой головкой. До чего же забавно получилось! За один только повод улыбнуться крылатая гостья заслужила королевские дары. Но, увы — ей встретилась пленница, а не королева.

Птаха почти ласково слегка клюнула Ирию в палец, вспорхнула. Миг — и уже летит прочь. Странно медленно.

И уже в вышине обернулась. Пламенеет «ожерельем»…

Обернулась? Да нет, конечно. Померещилось. И бусы птица потеряет… ну и пусть. Кому они еще нужны? Кроме жадных монахинь — чтобы выбросить или сжечь.

Ну и еще самой Ирии. Так ее желания можно уже не учитывать.

Жаль — живем не в сказке. Отправить бы сейчас такого вот стрижа в замок Таррент! И узнать, как там без сестры Эйда. Кто ее успокаивает по ночам — Иден?

И… нет, лучше не думать, что больше между Эйдой и монастырем не стоит никто! Всё равно ничего сейчас не сделать. Только растравишь себя бесполезной тревогой. А силы еще понадобятся — вырваться отсюда!

Ирия не стала в эту ночь закрывать ставни. Совсем. Слишком уж нестерпимо хочется хотя бы видеть свободу! Пусть даже — сквозь ржавую решетку проклятого аббатства!