Дочь орла
Шрифт:
— На твоем месте, — сказал Исмаил мягко, — я не стал бы делать этого.
Она быстро обернулась. Он лежал на боку, опираясь на локоть. В глазах его не было и следа сна.
Аспасия зажмурилась. Он был вполовину меньше саксонца, без одежды и без оружия. Боже милосердный, взмолилась она, пусть не будет драки.
Генрих засмеялся, но руку Аспасии выпустил.
— Не соизволит ли ваше высочество проводить нас к его величеству?
Она могла бы отказаться. Очень просто. Пусть
Но у нее была своя гордость, и она любила своего принца. Он будет в ужасе, если проснется среди незнакомых лиц, громких голосов, вооруженных мужчин.
Она проскользнула между мятежником и епископом в коридор, полный вооруженных людей. Они вытаращили на нее глаза. Епископ пробормотал вслед что-то, похожее на проклятие.
К счастью, они не ворвались в комнату Оттона. Гудрун все еще спала. Оттон в одной рубашке играл на полу со своей армией деревянных рыцарей. Он серьезно приветствовал Аспасию.
— Там в коридоре люди, — сказал он, — они собираются сражаться?
— Не сейчас, — ответила она.
Она потратила некоторое время на то, чтобы одеться, привести в порядок волосы и сделать то же самое с Оттоном.
— Там твой дядя Генрих. Он хочет видеть тебя.
Оттон нахмурился. Он знал все о братце Генрихе.
— Он увезет меня отсюда?
Только ребенок может высказаться так ясно. Аспасия проглотила комок в горле.
— Не знаю. Думаю, что да.
— Я не хочу ехать, — сказал он.
— Не всегда удается делать только то, что хочется.
Аспасия взяла его за руку. Он не пытался вырваться. Если понадобится, он будет скандалить, ясно говорило его лицо, но сначала он поглядит, что делается.
Ему всегда нравились мужчины в доспехах. Генрих слегка пугал его, но он только выпрямился, встретившись своими темными глазами с его голубыми, и поднял голову, как подобает королю. Генрих был несколько обескуражен. Он попытался быть сердечным, потрепать кудри, которые так тщательно причесала Аспасия. Оттон не шарахнулся и не нахмурился, но глядел неприветливо.
Рука Генриха опустилась.
— Ладно, — сказал он. — Хорошо. Значит, это и есть его королевское величество. Достойный маленький мужчина.
Аспасия засмеялась бы, если бы осмелилась. Людям Генриха было так же неловко, как и их господину. Все переминались с ноги на ногу, звеня оружием.
Генрих присел на корточки и улыбнулся ребенку самой обаятельной из своих улыбок.
— Ты бы не хотел прокатиться со мной?
— На коне? — спросил Оттон.
— На боевом коне.
Оттон задумался.
— Мне можно будет держать повод?
Кто-то засмеялся. Генрих ухмыльнулся:
—
— Я ездил здесь верхом, — сказал Оттон, — на лошади мастера Исмаила. Он разрешал мне держать повод. Его лошадь лучше твоей. Она вообще лучше всех.
— Несомненно, — усмехнулся Генрих. Он поднялся, хрустя кожей и кольчугой. Мотнул головой в сторону одного из солдат: — Марбод. Пригляди за ним.
Аспасия встала между ребенком и солдатом:
— Я присмотрю за ним. Идите, занимайтесь своими делами. Мы будем готовы через час.
— Через полчаса, — сказал Генрих.
— Через час.
Она повела Оттона перед собой. Люди Генриха расступились, давая им пройти. Один из них пошел следом. Она не обратила на него внимания.
Она собиралась целый час, хотя легко могла бы уложиться и в пятнадцать минут. Она приказала потрясенной, дрожащей Гудрун укладывать вещи, послала приготовить завтрак. Оттон не хотел есть, она заставила его проглотить несколько кусков. Его обуревало волнение.
— Я поеду на коне, — твердил он. — Сам.
— Не сам, — сказала она, но он не слушал. Она сжала губы; горло у нее перехватило. Она думала об измене. Только чудо помешает ей плюнуть в лицо его преосвященству архиепископу.
Исмаил пришел вслед за слугой, который принес завтрак, одетый, в тюрбане и чересчур спокойный. Он сел за стол, но не ел, слушая со всем возможным терпением болтовню Оттона.
Аспасия внимательно приглядывалась к нему. Бог знает, что могли наговорить ему эти головорезы. Похоже, что его никто пальцем не тронул. Она полагала, что никто и не попытался бы.
Странно. Случилось самое худшее, что она могла себе вообразить. Оттон предан, Генрих в городе, чуть не вся армия знает, кто любовник Аспасии. А она чувствовала облегчение. Свободу.
Солнце уже поднялось и светило в узкое окно, когда Аспасия послала за захватчиком. Он пришел, и это ее позабавило. Византиец никогда бы не дал ей такого преимущества.
— Мы готовы ехать, — сказала она, — куда ты пожелаешь.
— Значит, готовы, — ухмыльнулся Генрих. Он явно забавлялся еще больше, чем она. Он подозвал Гудрун. — Иди сюда, бери мальчика. Это все его вещи?
— Не все, господин, — отвечала Гудрун. — Только эти и эти. Остальное госпожи Аспасии.
— Возьми это, — приказал Генрих солдату, пришедшему вместе с ним.
Он взял то, на что указала Гудрун. Аспасия подавила вздох. Значит, ей самой придется нести свои вещи.
Гудрун вывела Оттона впереди Генриха и солдат с вещами. Аспасия взяла самый легкий из своих тюков.
— Не надо беспокоиться, моя госпожа, — сказал Генрих. Теперь он уже откровенно смеялся.