Дочь реки
Шрифт:
— С ума спятила? — возмутилась так громко, что и во дворе, верно, можно было услыхать. — Да, верно, страшно с тем, кто сердцу ближе, расставаться. Да не за чудище какое тебя замуж выдают… Может, оно и по-другому видеться будет после.
— Да много ты в том понимаешь… — огрызнулась Беляна.
Да и примолкла, видно, вспомнив, что как раз Гроза-то раньше нее добровольно согласилась женой Домаслава стать. Да только не знала, какова тому причина на самом деле. Просто чтобы никто ее не трогал хоть луну ближнюю. А там, как успокоится бдительность отца, можно уже и по-своему все поворачивать. Из острога легче уходить без опасности, что следом обязательно прибежит какой отрок, чтобы справиться, не далеко ли ушла.
— Знаю, — фыркнула Гроза. — Чем больше ты противишься, тем князь крепче за тобой смотреть будет. А еще и людей своих науськает, чтобы глаз с тебя не спускали. Тогда точно замуж пойдешь, как миленькая, которую только под мышку бери и тащи, куда хочешь.
Беляна сначала и брови сдвинула, непонимающе, а после улыбнулась, хоть и не так тепло и ясно, как она умела.
— Ты все верно говоришь, — она вновь вернулась к вышиванию. — Да как бы уже не поздно было.
— Там увидим, — Гроза подмигнула подруге, когда та мельком на нее посмотрела.
И вовремя успела, потому как скоро вернулась Драгица. Окинула взглядом девиц, которые смиренно занимались рукоделием, будто уличить в чем хотела, да ничего подозрительного не высмотрела.
— Идем в трапезную, — наконец велела она холодно. — Владивой Гневанович зовет.
Что поделать: пришлось идти. Еще издалека слышен стал шум могучих мужицких голосов, что горланили вовсю, пытаясь друг друга перекричать. Порой нельзя было разобрать слов, а значит, это варяги раздухарились. Драгица открыла дверь и пропустила девиц мимо себя. Беляна, показалось, даже на пороге споткнулась: до того ей не хотелось входить. Гроза невольно подтолкнула ее в спину. А как закрылась за женщинами дверь — мужчины все в их сторону повернулись, помалу смолкая.
Уннар встал, отряхивая с короткой светлой бороды, которая не скрывала твердую линию его подбородка, крошки. Улыбнулся, не сводя взгляда с Беляны: а до Грозы и Драгицы ему как будто дела и не было. Легонько сощурились его бледно-голубые глаза, и под ними прочертились легкие морщинки. Но его лицо не стало добродушным, сохранило присущую сыну ярла суровость, о которой много приходилось слышать. Что несмотря на молодые годы он уже успел проявить лютость в бою, заткнув за пояс многих бывалых воинов. И что поместьем на Стонфанге он управляет поровну с отцом, хоть и есть у него старший брат, который остался где-то на свейских землях.
— Здравствуй, Хвит Свалан[1], — он поклонился княжне со всем почтением.
И Беляна даже растерялась, оглянулась на Грозу, не зная, что и сказать теперь на такое душевное приветствие. Хоть и плохо знали они варяжский язык, а то, как Уннар невесту назвал — разумели.
— Здрав будь, Уннар, — все, что могла выдавить в ответ княжна.
[1] Хвит Свалан — (варяжс.) Белая Лебедь.
Они прошли к столам, где для них было приготовлено место, хоть у варягов и принято, чтобы женщины за отдельным столом трапезничали. Да тут порядки другие — и молодой варяг был, кажется, тому сильно рад. Но не уходила из его взора пытливость, с которой он Беляну разглядывал. Верно, все же дошли до него слухи о бегах нареченной, а как к тому относиться, он еще не решил.
Скоро поднесла челядинка Беляне рог, полный меда, чтобы могла она угостить им жениха из своих рук — и Уннар совсем разомлел то ли от хмеля, то ли от близости княжны, которую усадили рядом с ним. Беляна и пыталась сохранять отчужденность, да как разгорелся пир во всю силу, она уж чаще стала смотреть на варяга, чаще улыбаться ему, пусть и натянуто пока. А тот что-то все говорил ей, путая порой языки и исправляясь, чем вызывал у княжны даже смех. Наверное, нарочно так делал, потому что таких оплошностей раньше за ним не водилось.
А Гроза все ерзала на своем месте весь вечер под взглядами то отца, то Владивоя. Одинаково они жгли ее — и хотелось уйти поскорей. Скоро начали решать, когда в путь до Стонфанга все отправятся. Тогда женщины притихли совсем, только слушая. Беляна — с вновь полыхнувшим в глазах отчаянием, Драгица — с облегчением и беспокойством.
— Погостите у нас пару дней, — предложил Владивой. — Еще о многом поговорим, Уннар. И отцу будет что передать.
— Я и так долго ждал встречи с невестой, — серьезно ответил тот. — И давно уж должен был вернуться на Стонфанг.
— Теперь уж невеста рядом с тобой, — улыбнулся князь примирительно. — И два дня ничего не решат. А можно было и вовсе до Ярилы Сильного остаться. Седмица всего. Праздник большой будет.
Но варяг только головой покачал, усмехаясь: видно, уговоры князя казались ему соблазнительными, и он едва держался, чтобы не согласиться.
— На один день останемся, — отрезал.
А Владивой только сокрушенно руками развел.
— Ох, и стойкий у меня зять. Не забалуешь.
Все загудели согласно. Но тут княжна легонько кашлянула, привлекая к себе внимание.
— А можно, Ратибор, Гроза со мной до Дривны поедет? — она посмотрела на воеводу.
Тот, кажется, не сразу и заметил, что к нему обращаются. И сердце словно сушеным яблоком сжалось от вида его рассеянного: никак снова тоска на него накатывала.
— Грозе лучше здесь остаться, — проговорил неуверенно, будто прислушивался к собственным словам.
— А пусть поедет, — вдруг поддержал желание невесты Уннар. — В дороге-то княжне все веселее будет с подругой. А с наставницей — надежнее.
Драгица улыбнулась довольно на почтительные слова варяга. А после коротко на Грозу посмотрела, словно опасаясь чего-то. Видно, считала, что вдвоем подружки много чего удумать могут — а потому не стала явно поддерживать Беляну. Вдруг все ж запретят отец или князь? Владивой вздохнул — достаточно громко для того, чтобы стало слышно остальным. Пожалуй, отпускать от себя Грозу он не хотел еще больше, чем Ратибор. Но, коли таково пожелание дорогого гостя, то не перечить же. Да и воевода посмотрел на него сурово и вопросительно, ожидая, видно, станет ли князь упорствовать — и тем выдаст себя еще больше, чем это уже случилось.