Дочь реки
Шрифт:
— Кто приехал-то, деревянная ты голова? — строго одернул его Веглас. И хорошо, что обряды все уже завершились, а то парнишке досталось бы гораздо сильней. — Чего народ пугаешь?
— Так из Долесска приехал княжич Любор с ближниками, — тут же пояснил тот. — Ищут…
Да говорить не пришлось. Беляна всхлипнула, закрыв рот ладонью, вмиг сорвалась с места и помчалась по тропке к веси, почти до колен, совсем не так, как подобает княжне, задрав подолы обеих рубах. Гроза улыбнулась чему-то и поспешила за ней, правда не так быстро. А люд остальной неспешно пошел следом. Раз не враги, то чего суетиться? Прибыли гости — подождут, а после присоединятся к веселью и угощениями их нынче никто не обидит.
И издалека она еще увидела, как встретилась Беляна с любимым. Как повисла на его шее, никого и ничего не стесняясь, едва успев поймать одной рукой падающий с головы платок. А княжич прижал ее к себе так тесно, будто больше и на шаг от себя не отпустит.
Гроза не стала подходить и мешать им. Просто кивнула Любору, которого знала только едва и видела всего раз — в тот день, как гостевали они с отцом в Волоцке. А дальше она присоединилась к толпе гуляющих, не особо желая праздновать и собираясь, помелькав на глазах у людей, позже уйти в избу. Откуда бы взяться веселью в душе, когда там такой мрак клубится? Когда не знаешь, что дальше со своей жизнью делать и как смириться с тем, что уже сделано.
Но парни и девушки, оказалось, долго не отпускали, не давали потихоньку улизнуть. И все тянули за собой то к полю, где обнимались, топчась — да не слишком рьяно — по житу, испрашивая у Ярилы любви горячей и на долгие годы. To уводили к Широкому ручью — погулять по берегу. To возвращались в весь, где повсюду звучали песни, славящие молодого бога и его силу, что была сейчас на самом пике своем.
А после, как начало помалу смеркается, как зажглись жаркие костры на гульбище, стали собираться парни на кулачные бои, а девицы — посмотреть на них. Пришли и старшие: взглянуть, каких удальцов вырастили, и кто их них окажется самым крепким. Быть нынче синякам на лицах и помятым ребрам — не иначе. Гроза, посчитай, долго по соседству с дружиной жила, а потому вида мужицких схваток не чуралась. Оно не зазорно на сильных парней посмотреть, полюбоваться.
Сходились молодые весечане, которые нынче каждый сам себя Ярилой, верно, чувствовал: до того напитались они светилом, что весь день сияло щедро, раскаляло воздух — так, что до сих пор легкая сухая духота висела над головами людей. To стенка на стенку налетали, то по двое принимались друг другу бока мять, да и лица тоже. Уже успели многие родичи их браги подвыпить за день, а потому буйные крики, в которых только яснее всего можно было расслышать поддержку то одного противника, то другого, расходись все громче. И в них терялись звуки глухих ударов, что впечатывались в крепкие тела парней, их громкое сопение и разгоряченные рыки, когда сцеплялись они накрепко, шатаясь по ристалищу лишь для того, чтобы дать себе хоть миг отдыха.
Но сколько ни бейся, а начали кулачники уставать. Все неохотнее выходили они в круг, все больше становились заминки между схватками. Но, когда все, верно, решили, что ярое буйство пора заканчивать, раздался еще один возглас в толпе:
— А что ж? Ярило наш нынче не выйдет на кулаках потягаться?
Весечане так и смолкли все, как один. Озадаченно завертел головой Таномир, что с охотой наблюдал за боями, но сам и впрямь выходить не торопился. Гроза помнила с прошлых гуляний, что выбранный Ярило тоже часто в схватках на кулаках участвовал. Да больно уж сын старейшины казался молод, хоть и телом не тщедушен, конечно.
Но сомнения всех вокруг ощутимо стали сильнее, как протолкнулся к ристалищу Бальд. Ростом он был не выше Таномира, да вот поперек гораздо шире. Такой при усилии большом и куст смородины из земли выдерет, землю ногами промнет.
— Это что ж, ты хочешь против него выйти, Бальд? — встревоженно отозвался кто- то из девушек.
— А чего бы и нет, — тот пожал плечами, запальчиво тряхнул головой, рассыпая темные вихры вокруг нее. — Коли он Ярила, так сила в нем должна быть особая. Такая, что и меня в подкову согнет.
И справедливы были его слова как будто, да никто вокруг их не одобрил. Шагнул было вперед Веглас, чтобы, может, приструнить или вразумить Бальда. Да Таномир вперед него поспел, слегка оттесняя локтем. Озабоченно защебетали девушки, словно готовы были всей стайкой кинуться защищать молодого Ярилу.
— Ты бы противника по себе выбирал, — вмиг остудил всех другой голос.
А Гроза едва не покачнулась: такой силой коснулся он ее, почти в грудь ударил. Знакомый, зычный, что не раз рассекал и мутный утренний туман, и густые сумерки на реке. Она зашарила взглядом по толпе весечан и заметила наконец лицо, от вида которого аж перед глазами помутилось на миг и сердце зашлось неожиданно радостным стуком.
Рарогу не пришлось протискиваться между людьми: они расступались сами, словно не хотели даже коснуться его ненароком. Несколько ошарашенных вздохов пронеслось за спиной. Находник встал недалеко от брата, но и не рядом. На отца не посмотрел, словно обиду на него большую держал в душе: а Веглас, каким бы бесстрастным всегда ни выглядел, весь с лица сошел. Старейшина приоткрыл было рот, да вновь губы сомкнул, передумав говорить.
— Ты какого лешего приперся сюда? — заметно взвился Бальд. — Тебе сюда и близко подходить нельзя!
— А считай, что я дух речной, — криво усмехнулся Рарог. — А ну запрети мне войти туда, куда мне хочется.
Он сощурился, опасно улыбаясь слегка прибитому его появлением парню.
— За брата, значит, выйти хочешь? — крикнул кто-то. — А пусть идет!
— Да разве ж можно? — попытались вразумить его.
Таномир растерянно смотрел на брата, не отступая назад, но и не делая другого шага вперед. Рарог молчал, ожидая, видно, решения весечан, и кулаки его то сжимались легонько, то разжимались.
— Пусть выйдет, — веско уронил Слепой, который тоже был здесь, хоть не мог увидеть ни одного боя.
Зато, верно, слышал по одобрительным или разочарованным возгласам родичей хорошо, что в круге творится.
— Зачем… — повернулся к нему Веглас.
— Он тоже Ярилой был. Как бы то после не обернулось. И с Таномиром он если и не одной крови, то духом одним связан.
Рарог внимательно выслушал жреца и покивал удовлетворенно. Прошел еще дальше к середке круга, на ходу развязывая пояс нарядной — как и положено в праздник — рубахи. И как только незаметным оставался все это время? Ведь его, кажется, нельзя было не увидеть: настолько сильно он выделялся среди других парней. И сиял внутренним огнем ровно так же, как и брат его младший. За поясом он снял и рубаху, обнажая крепкое, резко очерченное светом огней тело. И знаки на его предплечье как будто темнели заметнее нынче на его уже покрытой золотистым загаром коже. Он отбросил от лица волосы и сунул одежу кому-то из ближних девиц, которые силились теперь протолкнуться поближе к месту закипающей схватки. И на лицах их поголовно застыло выражения любопытства и восхищения.