Дочь Роксоланы. Наследие любви
Шрифт:
Михримах недоверчиво покосилась на мужа. Тот не выдержав, рассмеялся:
– Михримах, ну я же сплю каждую ночь в соседней спальне! Туда не ходит никто, кроме евнухов.
Она так и не поняла, как относиться к Мехмеду и его наложницам. Провертевшись полночи без сна, решила брата по-прежнему любить, а его красавиц не подпускать к себе и близко. Оставался, правда, вопрос, как быть с детьми, если кто-то из наложниц родит.
Так ничего и не придумав, Михримах решила, что время еще есть.
Эсмехан с дочкой
– Это ненадолго. Вот рожу, и мы с тобой поедем в Эдирне. Я им там всем покажу!
Схватки начались раньше времени, еще больше месяца носить бы… Роксолана кусала губы: неужели у них с дочерью судьба такая – рожать недоношенных детей? Что случилось, ведь Михримах берегли, не то что ее саму когда-то.
Рустема-паши снова не было в Стамбуле, за ним послали гонца, но пока доедет из Эскишехира…
Акушерка была опытная и спокойная:
– Султанша, не переживайте, хоть и раньше срока, а все идет хорошо. Принцесса справится, ребенок небольшой.
Она очень толково распоряжалась тем, как дышать, как тужиться, советовала, как напрягать мышцы, чтобы помочь ребенку и себе. Роксолана сидела рядом, держа дочь за руку:
– Все будет хорошо, дорогая. Все в порядке.
И вот последний крик «Ааа!..» – и следом уже детский плач.
– У вас дочка, султанша. Крепенькая, хотя и маленькая.
Рустем приехал, когда дочь счастливо сосала материнскую грудь за неимением кормилицы. У той, что предназначалась для будущего ребенка, вдруг появилась какая-то сыпь, а другую еще не нашли, но новорожденная дочь требовала молока, и Михримах протянула руки:
– Дайте, я сама!
– Как вы назовете малышку?
– Хюмашах. Мы с Эсмехан договаривались дочерей назвать этим именем.
Рустем посмотрел на пухлое личико крохи, которая, насытившись, заснула, заглянул в счастливые глаза жены. Поцеловал ее в голову:
– А ты боялась…
– В следующий раз будет сын! – объявила принцесса.
Рустем рассмеялся:
– Придется выполнять.
Материнство не слишком изменило принцессу, она довольно скоро вернулась к своему прежнему насмешливо-вызывающему тону, причем не только с мужем.
Скучающая султанша пыталась занять себя чем-нибудь. Теперь ей не позволялось кататься верхом, стрелять из лука и заниматься прочими интересными, но мужскими делами.
Вдруг захотелось быть полезной.
Да, даме положено заниматься благотворительностью. Нужно сходить к кому-то из жен пашей и поговорить на эту тему. Хуррем Султан активно занимается этим делом, у нее даже Фонд, Михримах немного помогала, пока не надоело. Нет, в материнском Фонде она участвовать не будет, нужно придумать что-то свое.
Немного поразмышляв, Михримах решила отправиться к жене Хадим Сулеймана-паши Айше, с которой была знакома. Кажется, она занимается благотворительностью. На всякий случай отправила к ней евнуха с запиской, что хочет прийти и поговорить.
Тот вернулся быстро, не успела и собраться. Айше с восторгом сообщала, что у нее как раз собрались приятельницы, которые будут очень рады видеть султаншу и побеседовать.
Ко времени возвращения евнуха Михримах давно передумала, но теперь ничего не оставалось как пойти.
Женщины действительно были в восторге; все три гостьи щебетали без умолка, как канарейки в клетке, столь же разряженные и украшенные. Разговор шел ни о чем. Сообщали, что кому приснилось, какие слухи ходят о ком из отсутствующих, какая будет погода этой зимой и куда лучше уехать отдохнуть. Чей супруг что подарил или обещал подарить… Кто чем объелся…
У Михримах голова заболела уже после первых десяти минут. Попыталась перевести разговор на благотворительность, услышала только заявления, что она необходима, и предложение внести деньги для раздачи милостыни во время Рамадана или на новые скамьи для мужчин в одной из мечетей.
Но разговор тут же вернулся к простому щебетанию. О пустом болталось явно легче.
Отговорившись головной болью, Михримах поспешила покинуть шумный дом и отправилась к матери.
У Роксоланы все иное, как везде в султанских покоях, тихо, словно никого нет. Неподвижные, словно деревянные (она слышала о таких даже каменных!) фигуры дильсизов вдоль стен, бесшумно передвигающиеся в мягких чувяках евнухи, тихие и незаметные, словно бесплотные, несмотря на яркую одежду, служанки, двери, которые никогда не скрипят…
В кабинете тоже разговор вполголоса, если плохо слышишь, останешься в неведении.
Попыталась прислушаться, вникнуть, но быстро заскучала. Султанша обсуждала с новым архитектором Синаном какие-то особенности планировки больницы в Эдирне. В углу переписчица скрипела каламом… И ветерок чуть колыхал легкую занавеску. Все! Остальное бесшумное, неподвижное, застывшее.
Но Михримах пересилила себя, прислушалась, пытаясь разобраться, что к чему в этих линиях и картинках. Поняла, но только не поняла, зачем это матери. Синан строит, он знает как; к чему вмешиваться?
В кабинет пришел главный евнух Аббас-ага, попросил султаншу посмотреть работы девушек-белошвеек, отобрать для дворца и посоветовать, что вышивать, а что нет.
– А Иннам-калфа не может этого сделать?
– Она больна третий день, султанша.
– Хорошо, я посмотрю, только освобожусь, – вздохнула Роксолана и вдруг попросила: – Михримах, посмотри ты.
Принцесса согласилась и больше часа с увлечением отбирала готовые вышивки, разглядывала рисунки для будущих, давала советы.