Дочь роскоши
Шрифт:
– Я думаю, он замешан в недостойных сенатора пирушках. Но это не делает его убийцей, – сказал Дэн, кляня себя за неосторожность. Хотя он понимал, что приближается время, когда ему придется рассказать ей, чем он зарабатывает на жизнь, многолюдное бистро – явно не подходящее для этого место.
– Но ведь это хороший мотив, – возразила она.
– Я думаю, хорошие мотивы были у половины джерсийцев. Но это не означает, что они убили его. И даже если бы они это сделали, чем бы мы могли это доказать по прошествии стольких лет?
Она озадаченно смотрела на него.
– Но это совсем не то, что ты говорил раньше. Ты действительно хотел докопаться до сути этой истории. Что теперь изменилось?
– О… – Он поиграл с хлебной палочкой. – Я подумал, более рационально взглянув
– Но если это было сделано под горячую руку… Предположим, Луи шантажировал этого Фрэнка де Валя, и де Валь поехал за ним, чтобы попытаться заставить его отказаться от шантажа. Они могли поссориться, и он мог застрелить его.
– Из пистолета Луи? Из пистолета, о существовании которого не знал никто, кроме его близких родственников? И вспомни, не было ни одного свидетеля. Домоправитель спал и ничего не слышал. Ничего не слышал и Дэвид, у которого был грипп, – он отправился спать пораньше с горячей грелкой и пузырьком аспирина. Никто не выступил и не сказал, что видел на дороге чужую машину или кого-нибудь, кто не должен был там находиться. Не забывай, был ноябрь, на острове уже не было множества туристов, остались одни местные, практически знавшие друг друга. И двадцать лет назад это было еще более достоверно, чем сейчас.
Джулиет дрожала. Она прижала руки к клетчатой скатерти.
– Значит, ты хочешь сказать то, что, как я поняла, ты признаешь вину моей бабушки?
– Нет, я этого не говорил. Я говорю, что не знаю. Но думаю, что спустя столько лет будет лучше забыть все это – и оставить в покое. А? – Он посмотрел на официанта, который подошел к ним с заказанным десертом. – Наконец! Сегодня обслуживают очень медленно. Хочешь кофе, или поедем домой и там выпьем?
– Поедем домой. – Почему-то в этом бистро ею овладела клаустрофобия, и у нее пропал аппетит к десерту. Она не понимала, чем вызвана перемена в Дэне, не понимала, почему, несмотря на то, что он озадачивает и раздражает ее, она все равно находит его неотразимо привлекательным? Когда она была с Сином, ей не хотелось, чтобы он находился рядом, и даже сама мысль о том, что он дотронется до нее, была непереносима. Но даже сейчас один только взгляд на лицо Дэна, находящееся в тени, потому что оно не попадало в зону свечи, заставлял ее ощущать слабость в коленях.
– В чем дело? – спросил он. – Что-нибудь не так с твоим сладким?
– Нет, оно прекрасное. Немного приторное, и все… – Она положила ложку. – Извини, мне кажется, я вообще-то его не хочу.
– Не беспокойся так! Оставь его! – Он быстро закончил свой десерт и положил ложку на стол. – Тогда поедем, а?
Дэн заплатил по счету, и они вскарабкались по винтовой лестнице на первый этаж. Был приятный теплый день, и Джулиет решила не надевать пальто поверх своего трикотажного хлопкового брючного костюма с туникой. Но сейчас, после влажновато-теплого бистро, вечерний воздух пронзил ее холодом, и она вздрогнула.
– Холодно? – спросил он.
– Нет. Мне хорошо. – Она произнесла это нетерпеливо, чтобы скрыть смятение чувств.
– Хочешь, набрось мою куртку.
– Да нет, не надо. Честно, мне хорошо. Он положил руку ей на плечи.
– Иди сюда.
Она хотела возразить, хотела отодвинуться и выказать снос раздражение, но почему-то не смогла. Его рука крепко обняла ее, и вдруг в ней опять забилось ощущение его – как мощные, неожиданные грозовые разряды. Она немного наклонила к нему голову, и, как только она это сделала, он притянул ее к себе и поцеловал. Губы их встретились, и она почувствовала, что ноги ее настолько ослабели, что она не может идти, а тело вдруг стало чувствительным, ей ничего не хотелось, лишь прижаться к нему.
Сумасшедшая! Как это могло так внезапно случиться? С Сином ей надо было добиваться этого, а с Дэном – один поцелуй, одно прикосновение – и на нее это так действовало, как пересечение обнаженных проводов. Рот его был жестким, но в то же время упоительно податливым. Когда он оторвался от ее губ, Джулиет почувствовала так, словно потеряла что-то.
– Ты замерзла. – Он выскользнул из куртки и набросил ей на плечи. Она зарылась в нее лицом, как будто это был он. Минуту или две назад она хотела наказать его за то, что он предположил, что ее бабушка скорее всего виновна, ну а сейчас, совсем неожиданно и почти против своей воли, она хотела лишь находиться рядом с ним.
Он снова обнял ее рукой, придерживая куртку. Она немного придвинулась к нему, и они пошли, слегка запинаясь, вверх по склону – к автостоянке на Форт-Регент, но он не целовал ее, пока они не добрались до гулких сводов отделанной бетоном автостоянки, где их никто не видел.
Его машина была припаркована на верхнем этаже; у них заняло некоторое время, чтобы добраться до нее, и, когда они дошли до машины, Джулиет больше не думала ни о Софии, ни о Луи.
Машина его была старым, но красиво отреставрированным кабриолетом с мягкой крышей «ТР-6». Низкие ковшеобразные сиденья не позволяли ему отвлекаться, и он сосредоточился на вождении, но между ними все так же сильно вспыхивали электрические разряды, она почти ощущала их прикосновением на коже. Она сидела в его куртке и наслаждалась легким мужским запахом, исходившим от нее. Их поездка заняла считанные минуты, но для Джулиет время утратило всякое значение. Она почувствовала себя в каком-то восхитительном нереальном измерении, и ее буквально потрясло, когда она увидела свою машину, припаркованную возле дома Дэна, где она оставила ее. Но шок был недостаточно сильным, чтобы вернуть ее к действительности.
Дэн поставил машину, а она стояла в ожидании, пока он откроет дверь. Когда она вошла вслед за ним в дом, чары почти развеялись, но потом он закрыл дверь и притянул ее к себе, снова обнял ее, и чары вернулись, сильные, как всегда.
– Ты хочешь этот кофе? – прошептал он ей на ухо. Она покачала головой. Она не хотела ничего – только его одного.
Я совсем потеряла рассудок, подумала она. Но мне все равно. Это чудесно!
Он целовал ее в холле – снова и снова, куртка соскользнула с ее плеч и упала на пол. Освободившись, она придвинулась к нему ближе, сама нащупывая рукой жесткие линии его плеч, горки мускулов и впадины, ощущавшиеся под его ворсистой прохладной хлопковой рубашкой. Близость его пьянила – в этот вечер она выпила очень мало, но чувствовала себя так, словно уговорила целую бутылку шампанского, которое сейчас пузырилось у нее на языке и пенилось в венах.
Он проделал поцелуями дорожку от ее губ к шее, бедра ее затрепетали, слабость распространилась к ногам. И в тот момент, когда она почувствовала, что упадет на пол, он поднял ее на руки, легко, словно она была ребенком, и понес в гостиную.
Шторы не были опущены, ибо, когда он уходил из дома, был еще день. Теперь же комната купалась в мягком свете уличных фонарей, и это освещение создавало расплывчатую романтическую обстановку потертым кожаным креслам и простой удобной мебели. Он не стал задергивать шторы и положил ее на диван, а потом нагнулся к ней, чтобы снова поцеловать. Она обвила руками его шею, притягивая его вниз, а мгновение спустя они раздевали друг друга, нетерпеливо и нежно. Она вздрогнула от прикосновения его тела и выгнулась к нему навстречу. В этот момент все куда-то исчезало, когда она занималась любовью с Сином, а страсть, которая, казалось, уносилась прочь, оставляя ее холодной и безучастной, напоминала о себе смутным чувством потери. На какой-то краткий миг она испугалась, что сейчас повторится то же самое – и, если так будет, подумала она, я умру от разочарования и отчаяния. Но ей нечего было беспокоиться: с Дэном все было иначе. Приливы и отливы были чудесны, и каждый из них поднимал ее на все большую высоту. Когда все было кончено, у нее не возникло ощущения ужасного провала или расстройства. Вместо этого она чувствовала себя полностью расслабленной, удовлетворенной и счастливой – какой никогда в жизни не была.