Дочь роскоши
Шрифт:
– Как бы вам понравилось, если бы бросили вас? – в ярости спрашивала София.
– Но она же девчонка. Она ничего не умеет делать. Она глупая.
– Она не глупая. Просто она моложе вас. И вы должны были смотреть за ней.
– Но она путается под ногами. Если мы лезем на деревья, она стоит внизу и орет. А когда мы взбираемся на скалы, она скользит, попадает в лужу, носки у нее становятся мокрыми, а нам из-за нее достается. Это нечестно.
– Честно или нет, вам надо принимать Молли во все ваши игры.
– О зануда!
Оба мальчика считали Молли надоедливой, но больше от нее страдал Луи. Он был старшим, и предполагалось, что он отвечает за нее, да к тому же Молли была к нему неравнодушна, и это было хуже всего. Она боготворила его, бегала за ним по пятам, как собачка, хваталась за рукава его свитера и, что самое ужасное, иногда лезла
Когда они, все трое, выросли, Молли начала осознавать свою женственность. Она больше не старалась все время проводить с мальчиками, но ясно давала понять о своих привязанностях. Ее детская пухлость превратилась в прелестную округлость, и она предпочитала носить одежду, подчеркивавшую преимущества ее фигурки и в то же время немножко детскую: миленькие облегающие короткие платьица, светлые джинсы с недорогими майками, теплые брюки и юбки в складку. У нее была пышная прическа, которая очень шла ее круглому прелестному личику, она подводила свои большие глаза карандашом и красила губы бледной помадой, а ногти – лаком в тон ей. Даже полоумный мог бы попять, что все это делалось ради Луи, но Луи, по своему обыкновению, игнорировал это.
Пока ею не начал интересоваться Робин.
С раннего детства между ним и Луи существовало соперничество, и оба мальчика довольно часто ссорились.
Луи всегда был более самостоятельным из них двоих. У него был шарм, врожденное обаяние, красивая внешность, быстрый живой ум и какая-то особая уверенность в себе, перед которой невозможно было устоять. Ему прекрасно удавалось скрывать свои недостатки: тщеславие, эгоизм, бессердечие, склонность к жестокости и жажду наслаждений – все, что с годами постепенно затмевало его образ. Но, несмотря на то, что многих влекло к нему, Луи втайне понимал: все, что бы он ни делал, не нравилось его отцу. Это проистекало из-за внутренней убежденности, что он для Бернара значил меньше, чем Робин. Уверенность эта как раковая опухоль разъедала его и позже вылилась в открытое противостояние отцу, всем его намерениям, всем его начинаниям. Он ненавидел его яростной ненавистью, хотя какая-то часть его души молила об одобрении и любви Бернара.
С другой стороны, Робин никогда, в сущности, не ценил, что был любимчиком отца. Он вечно пребывал в тени Луи, видел, как обожала София старшего сына, но у него не хватало чутья понять, что этим мать фактически компенсировала прохладность Бернара по отношению к Луи.
София всегда защищала Луи и некоторым образом Бернара. Она не могла забыть великодушие Бернара, когда он принял Луи за собственного сына, и в то же время слишком переживала из-за чувств Бернара к мальчику. Она покрывала проделки Луи и терпеть не могла, когда Бернар ругал или наказывал его, принимая это чуть ли не за отпор лично ей. В душе София любила детей одинаково, но Робин никогда этого не осознавал. Он видел, насколько мать отдает предпочтение Луи, видел и естественную тягу к ней Дэвида, который был настолько моложе, что просто нуждался в ином отношении. В своих глазах он был если не нелюбимым, то уж наверняка подчиненным существом. И в то же время не настолько безраздельно пользовался вниманием отца, чтобы это компенсировало ему «невнимание» матери.
Это было соперничество двух братьев и тайная страсть двух мальчиков обставить друг друга, что и сделало Молли яблоком раздора в необъявленной войне между ними. Счел бы ее Робин привлекательной, если бы она так явно не липла к Луи? Да, она была хорошенькая, но ничем особенно не выделялась среди других девушек, с кем он был знаком. Но факт, что она была так привязана к Луи, обратил на нее внимание Робина, а Луи не устоял и бросил ей несколько крошек, после чего решил, что она будет полностью в его распоряжении.
Когда София поняла, что происходит, то пришла в ужас. Она видела ужасные последствия похожей войны-соперничества между собственными братьями и боялась, что история повторится вновь. Вольно же было Бернару умиротворяюще говорить, что они сами разберутся между собой, – Софию преследовали мысли, что Ники и Поль так никогда и не разобрались. Ники мог бы остаться в живых, если бы Поль не женился на Вив, и она была уверена, что трагедия, которая повредила их отношениям, лишила их шанса на настоящее счастье. Ее передернуло при мысли, что нечто подобное может случиться с Робином и Луи. Как мать, она ничего для них не желала, кроме счастья. И кроме этого, она испытывала чувство ответственности за Молли, которую знала с детства и очень любила. В конечном итоге ей тоже не принесет ничего хорошего, если ее будут делить между двумя ребятами, как военный трофей. Но София не хотела вмешиваться, потому что чутьем понимала: что бы она ни сказала – ничего хорошего это не даст, пока они так и будут плавать в этом маленьком замкнутом кругу и хватать друг друга за хвост. Она могла лишь надеяться, что Бернар окажется прав и в конце концов они разберутся, возможно, повстречают кого-то и влюбятся, все трое, полюбят кого-то совсем другого и таким образом положат конец этим отношениям, которые могут привести только к нездоровым чувствам.
Но, к несчастью для всех них, все получилось совсем не так. Карусель продолжала кружиться, Робин во все глаза смотрел на Молли, Молли – на Луи, а Луи высокомерно делал с ними обоими то, что доставляло удовольствие ему, пока наконец ему не исполнился двадцать один год. Он достиг критической точки. В его разрыве с отцом не фигурировали ни Робин, пи Молли. Это было между Луи и Бернаром.
Эта война тлела уже давно, с момента, когда Луи окончил школу и вошел в компанию. Бернар хотел, чтобы он сначала поступил в колледж, но Луи, несмотря на свой блестящий ум, оказался ленив к учению. Он не собирался учиться ни дня дольше – ему не терпелось заняться самым серьезным делом в жизни. Он стремился делать деньги.
Когда Бернар увидел, что Луи принял решение, он взял его в компанию, хотя и объяснил, что ему придется самому работать и учиться всему необходимому.
Это не устраивало Луи. У него уже имелись собственные идеи насчет того, как должны работать он и индустрия развлечений Лэнглуа. Почти немедленно между ними возникли стычки, они усугублялись тем, что через год Робин, который не собирался ни на шаг отстать от брата, также отказался идти в колледж и присоединился к компании, хотя и у него молоко еще не обсохло на губах. Однако между ними была разница. Там, где Луи хотел верховодить и выдвигал идеи по организации бизнеса, который годами шел по накатанной колее, Робин захотел всему научиться сам. Бернар не смог удержаться от сравнений, и вскоре стали разлетаться искры. И в год, когда Луи достиг совершеннолетия, дела повернулись совсем круто. После очередного шумного скандала Луи вышел из компании, убежденный в том, что отец предпочитает Робина, и уехал, чтобы начать новую жизнь в Лондоне.
Когда Луи уехал, Робин продвинулся дальше в отношениях с Молли. Он застиг ее обиженной, ранимой и решительно доказал ей, что она может прекрасно жить без Луи и чего-то стоить не только в его глазах. Их ухаживание было недолгим – едва уехал Луи, Молли надела кольцо Робина, и они назначили дату свадьбы.
– Подождите немного – вы еще так молоды! – умоляла их София, но у их не было настроения ждать.
Их свадьба была событием за последние десять лет – на Молли было модное, короткое, как у балерины, платье, и такие же платья были у ее подружек – у одной розовое, у второй голубое, а у третьей – лимонно-желтое. И когда они вошли в церковь, у Софии перехватило дыхание. Луи приехал домой на свадебную церемонию, хотя Робин шафером выбрал Дэвида, а София поймала себя на том, что следит, не смотрит ли Молли в сторону Луи. Она очень этого боялась, потому что взгляд Молли мог выдать ее прежнюю привязанность к Луи.