Дочь солнца. Хатшепсут
Шрифт:
То, что египтяне совершенно по-другому воспринимали предстоящее плавание, было видно сразу. Их уныние озадачило Тота. Ведь веяние солёного ветра, хлопки парусины являли собой такие потрясающие новые впечатления после пыльной монотонности караванного пути. Конечно, пускаться в путь по изменчивым водам было рискованно, но для того, кто вырос на берегу предательского Евфрата, в них не скрывалось никаких новых опасностей.
Для жителей берегов Нила, реки, чей удивительно постоянный и благотворный для людей нрав казался Тоту непостижимым, морское плавание было самым страшным отрезком пути. Они взошли на борт с вытянувшимися лицами и тёмными предчувствиями,
Ему впервые выпал случай поближе познакомиться с воинами, которые во время сухопутного странствия всегда шагали в некотором отдалении впереди или позади него. Тот осторожно изучал их. Особенно его заинтересовало вооружение. Большую его часть он узнал: так были вооружены люди на его маленькой галере. Ещё его озадачило, что они, похоже, взывали к одним и тем же богам. В Вавилоне у каждого был свой собственный бог. Неужели у этих воинов был только один бог или два, и их пришлось разделить между всеми? Он смотрел на них со всё большим любопытством, желая набраться смелости и задать вопрос.
Его взгляд чаще всего возвращался к одному из воинов — красивому мальчику немногим старше Тота, с живыми тёмными глазами и красиво очерченным широким ртом. Казалось, он боялся не так сильно, как остальные; как и все, он возжигал ладан и бормотал молитвы, но во взглядах, которыми мальчик окидывал пугающее море, было много живого интереса. На второе утро, когда любопытство Тота наконец превозмогло его застенчивость, он остановил этого юного воина и попытался завязать с ним разговор на своём ломаном египетском языке.
Сначала он потерпел неудачу; мальчик повалился ему в ноги, потрясённый обращением, и неуверенно поглядел за спину Тота, на каюты вельмож.
Как можно холоднее, чтобы прикрыть свою растерянность, Тот спросил:
— Ты не понимаешь меня?
— Нет, Ваше Высочество, я понимаю.
— Тогда почему не отвечаешь? Мы могли бы немного поговорить, провести время.
Воин заколебался, облизал губы и покраснел до корней волос.
— Ну, раз ты не хочешь разговаривать... — как можно высокомернее произнёс Тот и собрался было отвернуться.
Под влиянием уязвлённой гордости и непонимания встреча могла бы оборваться тут же, если бы он не обернулся и не увидел прямо за своей спиной Нехси, несколько изменившегося, с искажённым лицом, опиравшегося на бледного раба, но такого же огромного и такого же властного. Он остановился около Тота, приветствовав его почти незаметным формальным кивком.
— Если Ваше Высочество нуждается в компаньоне, я буду рад призвать одного из молодых вельмож. Я полагаю, что господину Венамону сегодня немного лучше...
— Мне не нужен господин Венамон, — пробормотал Тот.
— Как пожелаете. — Голос Нехси был вежлив и равнодушен. Он прокашлялся, перевёл взгляд на юного воина, затем обратно на Тота и добавил: —
Тот моментально пришёл в ярость, скорее из инстинкта самосохранения, и потому что опять поступил неправильно, но больше из-за оскорбления, которое ему нанёс Нехси своим снисходительным тоном. Сердито нахмурясь, чтобы скрыть подступающие слёзы, он громко сказал, почти закричал:
— Раз я царевич, значит, могу сам выбирать, с кем говорить!
— Без всякого сомнения, — холодно ответил Нехси. Он постоял мгновение, о чём-то раздумывая, затем пожал плечами и пошёл дальше, не глядя на мальчиков. Удивлённый и немного растерянный от своей внезапной победы, Тот вновь повернулся к воину.
— Ты хочешь поговорить со мной? — спросил он прямо.
— Да, — выдохнул мальчик. Он тоже казался удивлённым, а его глаза почтительно, даже влюблённо, рассматривали Тота Уголки его рта медленно изогнулись в очаровательной застенчивой улыбке. — Я бы очень хотел поговорить с Вашим Высочеством.
Рассерженное выражение сбежало с лица Тота. Он улыбнулся в ответ, но, когда шёл на корму к своей любимой скамье, почувствовал, что трусит даже больше, чем его спутник. Он одержал победу, но не знал, что с ней делать. Оба застенчиво молчали, пока Тот наконец не выпалил:
— Покажи мне свой лук.
Мальчик с готовностью протянул ему лук и стрелу. Затем рискнул пояснить, как он устроен и как нужно целиться. Вскоре Тот уже попробовал натянуть тетиву и хотел заодно осмотреть и меч. Незаметно их обоюдная неловкость исчезла, молодой воин оказался живым и разговорчивым собеседником. Он сказал Тоту, что его имя Аменемхеб [112] , но все называли его Тиах, что значит «неоперившийся юнец», потому что он был моложе всех в полку. Ему было пятнадцать лет, он приходился сыном младшему судье из Фив и горел желанием стать командиром лучников и завоевать себе в сражениях громкое имя.
112
Аменемхеб — выдающийся военачальник в войске Тутмоса III. Сохранились упоминания о его боевых подвигах.
— Это единственный путь в жизни, на который я согласен, — доверительно сообщил он, — хотя мой отец желал, чтобы я стал писцом. Он говорит, что сейчас неподходящее время, чтобы быть солдатом, если я хочу достичь чего-то в жизни. Он, конечно, прав, сейчас, когда Египтом управляет женщина, трудно добыть славу героя. Армия неделями гниёт в казармах, за тринадцать лет ни единого похода, когда можно было бы снять путы с ног. Иногда мне хочется вытянуть жребий и отправиться в Нубию [113] . Там было несколько восстаний, а командует старый Туро. Вот это герой! Он служил при Великом Туш осе и участвовал в стольких сражениях, сколько у меня пальцев...
113
Нубия — см. прим. 35.