Дочь Сталина
Шрифт:
Вечером Яков отказался войти в барак и потребовал встречи с комендантом. Вероятно, ему невыносимо было видеть человека, впервые в жизни так унизившего его. Едва ли кто-то бил его, кроме отца. Комендант отказался с ним встретиться. Тогда Яков быстрым шагом направился в сторону забора из колючей проволоки. В тот вечер дежурил офицер СС Конрад Харфих. Ему пришлось писать отчет, потому что застрелил он не совсем обычного заключенного.
Харфих докладывал: «Джугашвили пролез через проволоку и оказался на нейтральной полосе. Затем он поставил ногу на полосу колючей проволоки… схватился за электрический провод… и закричал: «Часовой! Вы же солдат, не будьте трусом, застрелите меня!» Харфих выстрелил из пистолета Пуля попала
В 1945 году лагерь освободили американцы. К ним в руки попали все документы и лагерные архивы. И немцы, и американцы долго скрывали, что сын Сталина погиб. На это были причины. Чиновник британского МИДа в письме к американскому коллеге просил не докладывать об этом Сталину: «Несомненно, было бы плохо обращать внимание на то, что смерть его сына вызвана англо-русской ссорой». Англичане и американцы решили «не огорчать» Сталина, особенно накануне Потсдамской встречи.
Но у Сталина были свои, тайные каналы, по которым он получал любую информацию. И судя по воспоминаниям близких к нему людей, судьба Якова не была ему безразлична. Как-то маршал Г. К. Жуков спросил у него, есть ли сведения о судьбе Якова? «На этот вопрос он ответил не сразу, — вспоминал Георгий Константинович. — Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты. По наведённым справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине». Чувствовалась, он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И. В. Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде».
Светлане даже показалось, что отец слишком поздно, когда Яша уже погиб, почувствовал к нему какое-то тепло и осознал несправедливость своего отношения к нему. Сталин несколько раз в разговорах с дочерью вспоминал старшего сына и при этом всегда приходил в волнение, «ему было тяжко». И все же в «Двадцати письмах к другу» Светлана упрекает отца за то, что он отказался обменять брата и «тем самым бросил его на произвол судьбы. Это весьма похоже на отца — отказываться от своих, забывать их, как будто их и не было. Впрочем, мы так предали всех своих пленных».
Если бы Яков Джугашвили знал, что отец не считает его предателем, что семье известно о его достойном поведении в плену, возможно, его судьба сложилась бы иначе. Отчаяние и страх толкнули его на колючую проволоку. Посмертно лейтенант Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны. Этим Сталин как бы полностью реабилитировал сына.
После войны имя Якова стало обрастать чудесными легендами и мифами. Говорили, что он жив-здоров, отец все-таки обменял его на генерала и отправил в Америку. Находились «очевидцы», которые видели Якова «своими глазами»… в Грузии, где он и доныне живет под чужой фамилией. Итальянские газеты писали, что сын Сталина бежал из лагеря, воевал вместе с партизанами в отряде, женился на итальянке, которая родила ему двоих детей. По другой версии, Яков бежал из лагеря в Турцию или Ирак и Садам Хусейн — его сын. Другие «небылицы» настолько нелепы, что не заслуживают внимания.
Но долгие годы после войны семья продолжала надеяться. Вот о какой загадочной истории упоминает Галина Джугашвили в своей книге. «Светлана стала получать странные посылки (я училась тогда на пятом, последнем курсе). Она часто приходила к нам и подолгу болтала с Ма, сидя за тяжелым, дубовым столом… Как-то я увидела на ее ногах необычные босоножки: два широких скрещенных ремня, — такую обувь у нас не носили. На мой вопрос она ответила, что это подарок и ей прислали из-за границы. Потом был летний пестрый костюм, какие-то салфетки и скатерть, мужской галстук (она готовилась к свадьбе с двоюродным братом моего отца Джонридом Сванидзе). Посылки
«Посылки от Яши!» — решила потрясенная Юлия. К этому выводу ее медленно и верно подвела Светлана. Здравомыслящая Галина повела настоящую войну с матерью и теткой. Приводила неопровержимые доводы: если отец жив, то почему нашел Светлану, а не нас? Но мать была создана для веры, безоглядной, слепой и неистребимой, а Светлана говорила вкрадчиво: «Вы, молодежь, — циники, а мы, старое поколение, романтичны!»
В конце концов решили послать письмо Доре, двоюродной сестре Якова, в Тбилиси. Ее муж тоже попал в плен, но после войны не вернулся домой, а остался в Западной Германии и теперь жил в Мюнхене. Ответ пришел через несколько месяцев. Муж Доры, оказывается, давно искал Якова. В каждой стране есть грузинская община, и если бы Яков Джугашвили остался в живых, то он не смог бы затеряться в мире. Никто не видел его живым и никто ничего не слышал о нем.
Правда, в разных странах мелькали в газетах и журналах статьи о чудесных спасениях сына Сталина. Варианты предполагались разные — от побегов до выкупов, от романтических историй до псевдо-точного изложения событий и дат. Родственники и знакомые бросались на поиски, но «встречали только недоумение и пустоту». Удалось ли Галине убедить мать и Светлану в том, «что он мертв и он верен нам»? Об этом она не пишет. Но, кажется, на этот раз доводы были такими убедительными, что последние надежды не могли не угаснуть. К тому же после войны минуло уже двадцать лет…
У Якова Джугашвили нет ни могилы, ни памятника. Но разве слова, сказанные о нем сестрой, не дороже мраморного надгробия: «Благодарной памяти Яши заслужил, разве быть честным, порядочным человеком в наше время — не подвиг?» («Двадцать писем к другу»).
Василий
Владимир Аллилуев в «Хронике одной семьи» рассказывает о Василии и Светлане с родственной теплотой и снисходительностью. Это подкупает, потому что потомков кланов Аллилуевых, Сванидзе, Джугашвили едва ли можно назвать дружными.
От родителей им достался нелегкий характер, жесткий, неуравновешенный, признает В. Аллилуев, но Василий «был намного проще и, я бы сказал, мягче Светланы». О Василии двоюродный брат пишет с особой симпатией, подчеркивая его простоту, демократичность, широту души.
Другие родственники, знакомые, сослуживцы Василия не скрывали его многочисленных пороков и пытались найти объяснения, почему у него сложился такой неуравновешенный характер, почему он так рано начал пить и к двадцати двум годам стал хроническим алкоголиком.
Жизнь в семье, несмотря на все удобства и привилегии, не была безоблачной. Незадолго до смерти Надежда Аллилуева говорила сестре, что собирается уехать от мужа в Куйбышев и начать новую жизнь. Анна Сергеевна иначе как «мученицей» не называла бедную Надюшу. Неурядицы в семье не могли не сказаться на детях.
Чрезмерная нервность и неуравновешенность Василия объяснялась дурной наследственностью. Мария Анисимовна Сванидзе в своем «Дневнике» вспоминает, как они ездили осматривать новые станции метро. Это было в 1934 году. Шумная толпа, грохот поездов, всеобщее возбуждение так взвинтили Василия, что, вернувшись домой, он бросился на кровать и истерически разрыдался. Мария Анисимовна недолюбливала Аллилуевых и не упускала случая напомнить, что Федор, брат Надежды, сошел с ума, Павел, по ее мнению, медленно впадал в маразм, да и Анна была психически неполноценной. Надежду Мария Анисимовна Сванидзе любила и с горечью писала, что та в последние месяцы часто впадала в черную меланхолию. В этом состоянии она, возможно, и решила уйти из жизни…