Дочь великого грешника (Небо Монтаны)
Шрифт:
«У меня слишком живое воображение, — думала она. — Именно из-за этого я и стала сценаристкой. А теперь из-за проклятого воображения будет мерещиться оскальпированный мертвец с выпущенными внутренностями… Спасибо Бену Маккиннону».
Оставалось надеяться, что толстенный роман о роковой страсти и невероятных приключениях поможет ей отвлечься от неприятных мыслей.
По дороге из библиотеки в свою комнату Тэсс остановилась у двери Уиллы, прислушалась. Изнутри доносились сдавленные рыдания. Тэсс заколебалась — не зная, постучаться или нет. Какого черта она
Тэсс подняла уже руку, чтобы постучать, но замерла. Если бы они знали друг друга немного лучше. Даже если бы они вообще не знали друг друга — и то было бы легче. Но между ними — неприязнь, соперничество. Дверь открывать не стоило. Что она может сказать Уилле в утешение?
Да и не обрадуется Уилла. Они не смогут поговорить как сестры. Даже просто как две женщины. При этой мысли почему-то стало грустно. Тэсс побрела к себе в спальню, закрыла дверь на засов.
Ей уже не верилось, что сон будет крепким и беспробудным.
Он лежал среди ночи в кромешной тьме и улыбался. За окном выл ветер, лил яростный дождь, но это не портило ему настроения — он вспоминал момент убийства, то, как это было, и внутри у него все трепетало.
Казалось, он наблюдал эту сцену со стороны, причем очень ясно, отрешенно. Будто он не живой человек, а какой-то бог.
Кто бы мог подумать, что в нем живет такая сила?
Кто бы мог подумать, что ему это так понравится?
Бедняга Маринад. Чтобы не хихикнуть, он зажал рот ладонью и стал похож на мальчишку, которого распирает хохот во время церковной службы. Старый придурок ни в чем не виноват, просто приперся туда, куда не надо. Каждый сверчок знай свой шесток.
Он снова хихикнул. Вот именно, каждый сверчок. Так любила повторять мамочка. Бывало, упьется до одурения, но народные мудрости из нее так и сыплются. Каждый сверчок знай свой шесток. Тише едешь — дальше будешь. Кто рано встает, тому бог дает. Кровь людская — не водица.
Он глубоко вздохнул и сложил руки на животе.
В живот Маринада нож вошел, как в масло. Взрезал жирное брюхо, как подушку. И звук получился просто замечательный — звонкий, чмокающий. Словно врезал затрещину бабе, когда хочешь поставить ее на место.
Но самое приятное было срезать скальп. Хотя волос у Маринада осталось совсем чуть-чуть. Трофей получился неважный, зато нож поработал на славу.
И сколько было кровищи, сколько кровищи!
Жалко только, пришлось торопиться. Можно было бы устроить какой-нибудь ритуал. Например, сплясать танец победы. Ладно, оставим до следующего раза…
Ему снова стало весело. Ничего, в следующий раз нужно будет подготовиться как следует, хватит дурака валять с коровами да кошками. Люди куда интересней. Конечно, нужна осторожность. Придется подождать. Да и ни к чему торопиться, ведь самое приятное . — предвкушение. Надо будет выбрать объект заранее, чтоб без случайностей.
И лучше всего — женщину. Можно отвезти ее в лесок, где спрятаны трофеи. Она будет плакать, умолять о пощаде, а он не спеша разрежет на кусочки всю ее одежду, а потом затрахает ее до полусмерти.
При этой мысли у него произошла эрекция, и дальше он строил планы, поглаживая себя рукой. Женщина будет смотреть на него выпученными от ужаса глазами, а он не спеша, со всеми подробностями, расскажет ей, что ее ожидает.
Так лучше всего — когда баба знает, что ей уготовано.
Но нужно как следует подготовиться. Итак, решено: следующей станет женщина. Тут есть над чем поработать.
Торопиться некуда, мечтательно подумал он и занялся мастурбацией всерьез. Тише едешь — дальше будешь.
Часть вторая
ЗИМА
Те, кому ведома эта земля, знают, что зимы здесь резкие и безжалостные…
Глава 9
Убийство убийством, а работать надо. Ковбои были на взводе, но распоряжения выполняли. Теперь, когда на ранчо стало одним работником меньше, у Уиллы обязанностей прибавилось. Она сама ездила проверять изгороди, сама занималась пшеницей, сама выхолащивала бычков, а по ночам сидела над конторскими книгами.
Погода менялась, и менялась быстро. В воздухе уже пахло зимой, по утрам луга покрывались инеем. Те стада, которых нельзя было оставить на зиму, следовало перегнать в Колорадо.
Уилла или сидела в седле, или крутила баранку джипа, или летала с Джимом на двухместном самолете. Она давно уже собиралась научиться пилотированию сама, но полеты были для нее сущим мучением. Уиллу тошнило от рева мотора, от поворотов на крыло, от резкого подъема и спуска.
Ее отец обожал летать над своей землей на маленькой «Сессне». Когда Уилла впервые присоединилась к Джеку, ее вывернуло наизнанку, и с тех пор отец ее с собой больше не брал.
На ранчо водить самолет умел только Джим, а Джим, как назло, любил выделывать в воздухе всякие курбеты. Пожалуй, все-таки придется учиться самой. Запасной пилот на ранчо не помешает, да и потом, в качестве летчика она будет чувствовать себя лучше, чем в качестве пассажира.
— Красотища, да? — Джим улыбнулся и покачал крыльями, от чего Уилла чуть не лишилась недавно съеденного завтрака. — Смотри-ка, вон еще одна изгородь поломана.
Он направил самолет книзу, чтобы рассмотреть поломку получше.
Уилла стиснула зубы и сделала пометку в блокноте: Заодно на глаз прикинула поголовье стада.
— Нужно перевести коров на другое пастбище, здесь травы уже почти не осталось, — процедила она и побледнела — самолет резко вырулил в сторону. — Слушай, ты можешь летать ровно?!
— Извини.
Джим с трудом сдержался, чтобы не хмыкнуть. Однако, взглянув искоса на смертельно бледное лицо Уиллы, немедленно выровнял самолет.
— Я ж тебе говорил, принимай перед полетом пилюли от тошноты, — сказал он.