Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы
Шрифт:
Впрочем, Ждана и не думала терять сознание. Свет её глаз, обычно мягкий, тёпло-янтарный, померк и превратился в ожесточённые искорки.
– Нет, нет… Вук сказал, Маруша недовольна Вранокрылом, – быстро проговорила она. – Псы с ним что-то сделали… Они его утопили там, в Мёртвых топях!
– Не знаю, любовь моя, не знаю, – сомневалась Лесияра.
Ждана закрыла глаза, посерев, и Лесияра почувствовала, как тело любимой тяжелеет и обвисает в её руках.
– Ждана! Ладушка… Ну, ну.
Ждана каким-то чудом преодолела свою слабость и устояла
– Я знаю, радоваться чьей-то гибели – дурно, – прошептала она. – Но ничего не могу с собой поделать… Будто камень с души свалился.
Лесияра хотела сказать, что ещё рановато делать выводы о том, жив ли владыка Воронецких земель или мёртв, но тёплая и щекотно-нежная ласка пальцев Жданы, трепетно заскользивших по её щекам и подбородку, отняла у неё на несколько мгновений дар речи.
– Государыня… Помнишь, ты говорила, что я могу стать твоей женой, забыв о прошлом? – сияя воодушевлением во взоре, спросила Ждана. – Так вот, я согласна… Я твоя, всегда была твоею.
Всё ещё безмолвная от волнения, налетевшего на душу с натиском тёплой летней грозы, Лесияра смогла только крепко прижать Ждану к себе. Перстень упал и с неприятным стуком покатился по полу, но они как будто не замечали этого: их губы уже щекотали друг друга в предвкушении поцелуя, а через несколько трепетных мгновений, полных взбудораженного дыхания, слились глубоко и жадно.
Перед тем как отправиться к Искрену, Лесияра велела разыскать и доставить во дворец мастерицу золотых дел Искру. Предлог для встречи был прост: заказ украшений. Не прошло и часа, как перед княгиней предстала женщина-кошка с редким в Белых горах карим цветом глаз. Лесияре было достаточно одного взгляда на неё, чтобы понять свою дочь: в зрачках Искры янтарно мерцала терпкая, как горький отвар яснень-травы, страсть – впрочем, страсть сдержанная, укрытая внешней скромностью пушистых ресниц. Безупречная линия густых и красивых бровей также смягчала этот огонь земных недр, а вот небольшие суровые складочки у губ накладывали отпечаток потаённой печали на это прекрасное и ясное, как летняя заря, лицо. Может быть, эти губы и могли бы поведать о кручине, снедавшей их обладательницу, если бы не были твёрдо сомкнуты. Высокая и статная, как и все дочери Лалады, Искра распространяла вокруг себя солнечно-тёплое веяние земной силы, очень мягкой и незлобивой, но отнюдь не робкой. Держалась мастерица с достоинством. Сняв перед княгиней шапку, она блеснула изящной выбритой головой, и на плечо ей упала, размотавшись, шелковисто лоснящаяся коса цвета тёмного собольего меха: мастерицы золотых дел носили ту же причёску, что и оружейницы.
– Доброго здравия тебе, государыня, – молвила Искра. – Я явилась по твоему зову. Что тебе угодно заказать: ожерелье, перстень али, быть может, серёжки?
Голос её согревал и слух, и сердце пушисто-кротким прикосновением, и губы Лесияры смягчила тень улыбки… Наверно, и Лебедяна была очарована этим звуком. Ласковое, умытое ночным дождём рассветное небо вполовину так не радовало и не умиротворяло, как один только взгляд в лицо Искры. Но эта доброта и мягкость произрастала на твёрдом ядре силы: большие, налитые тугой мощью Огуни руки мастерицы поставили на столик резную шкатулку, отперли замок крошечным ключиком и откинули крышку, явив взору княгини переливчатый блеск сокровищ Белогорской земли. Драгоценные камни разных размеров, огранки и цвета сверкали на шёлковой подложке, отбрасывая радужный отсвет на спокойное лицо женщины-кошки.
– Вот, госпожа моя, изволь выбрать камень.
– Дай-ка мне прежде руку твою посмотреть, – попросила княгиня, мельком взглянув на содержимое шкатулки.
– Изволь,
Лесияра оценила железную твёрдость пожатия этой руки и восхитилась дышащим и пульсирующим, живым волшебством, которое текло в тугих шнурах жил под кожей. Эти пальцы были способны взять раскалённое золото и вытянуть его в тончайшую проволоку, из коей впоследствии плелось затейливое кружево скани; без всякого инструмента, одной лишь своей чудесной силой они снимали всё лишнее с самородка, превращая его в благородный и изысканный драгоценный камень. А как, наверно, сладка была тяжесть этой руки для плечика возлюбленной!… Пусть эти пальцы, легко побеждавшие твёрдость камней и обращавшиеся с металлом, как с глиной, выглядели не слишком приспособленными к любовным ласкам, но и неуклюжая нежность обладала своим очарованием. Лесияра представила свою дочь в объятиях Искры и ощутила сердцем пронзительно-светлую тоску. Эти двое были рождены друг для друга, но по нелепой ошибке встретились слишком поздно. Только Искра могла спасти Лебедяну, вернув ей молодость и продлив её жизнь силой своей любви, помноженной на силу Лалады.
«Нет, любить никогда не поздно, – шепнул Лесияре внутренний голос. – Пусть и горек плод такой любви». При мысли о зяте брови княгини отяжелели от печали. Искрен был ни в чём не повинен, но и ему предстояло хлебнуть из этого горького кубка. Главный же вопрос – как справится с этим Лебедяна? Что окажется тяжелее на весах её совести – супружеский долг или собственная жизнь, над которой нависла угроза преждевременного конца?
– Хороши твои руки, – промолвила Лесияра. – Их произведения достойны украшать княгинь.
Искра поклонилась, приняв хвалу сдержанно и скромно. А Лесияра, перебирая образцы в шкатулке, остановила свой выбор на камне спокойного дымчато-коричневого цвета. Под одним углом он казался мутноватым, словно состоящим из застывшего дыма, а под другим, поймав луч света, отзывался тёплыми янтарными искорками.
– Как называется сей самоцвет? – спросила княгиня.
– Его называют хрусталь-смазень, государыня, – ответила Искра. – Это не самый дорогой камень, он считается полудрагоценным. Может быть, подберём что-то более достойное? Для кого украшение-то делать будем?
– Я хочу подарить моей младшей внучке Злате ожерелье и серёжки, – сказала Лесияра, исподтишка следя за выражением лица мастерицы. – Она сейчас ещё мала, чтоб носить украшения, поэтому делать будем на вырост. А самоцвет сей я выбрала, потому что он точь-в-точь подходит под цвет её глаз.
Этот «пробный камень» не вызвал волнения в озере мягкого спокойствия Искры. Видимо, она не знала, о ком шла речь. Лесияра пояснила:
– Эту красавицу родила Лебедяна… Сделала мне нежданный-негаданный подарок. Не дитя, а солнечный лучик: волосы золотые, как у матери, а вот глаза… – Лесияра посмотрела хрусталь-смазень на свет. – Глазами она пошла не в мать и не в отца.
Есть! Непробиваемая невозмутимость Искры дрогнула, как подсечённое топором дерево, губы приоткрылись, а в потемневших глазах зажёгся потаённый горький огонёк. Захлопнув шкатулку и взяв её под мышку, Искра выпрямилась.
– Можешь казнить меня, моя государыня… Хоть голову мне секи с плеч на этом самом месте, а не смогу я взяться за твой заказ. Ищи иную мастерицу.
– Вот как? – Лесияра вздёрнула бровь. – Это отчего же?
– Княгиня Лебедяна отказалась от моих украшений, не по нраву они ей стали, вот мы и расстались, – сипло ответила Искра, и Лесияра поморщилась, как от дурного, фальшивого пения. – Не гневайся, госпожа, но вряд ли она захочет, чтобы я делала украшения для её дочери.