Дочери принцессы
Шрифт:
Пути Аллаха неисповедимы, и я не знала, что ответить моей бедной дочке. Я держала ее в объятиях и успокаивала, говоря, что вся остальная ее жизнь будет похожа на жизнь прекрасного цветка.
Тогда дочь задала мне самый трудный в моей жизни вопрос.
– Мама, но как же я смогу полюбить мужчину, зная о его природе то, что знаю?
Готового ответа у меня не было. Однако я испытала величайшее счастье, поскольку знала, что нам с Каримом представился шанс снова обрести наше дитя.
Настало время возвращаться в Эр-Рияд.
Но перед возвращением Карим посчитал своим долгом предложить британскому доктору место в Эр-Рияде в качестве личного врача нашей семьи.
К величайшему нашему недоумению, доктор
– Благодарю, – сказал он. – Это большая честь для меня. Однако, к счастью или к несчастью, не знаю, но для Саудовской Аравии я обладаю чересчур обостренным эстетическим чувством.
Обескураженный Карим решил во что бы то ни стало вознаградить врача большой суммой наличных денег. Он даже попытался вложить эти деньги ему в руку.
Но лечащий врач Махи твердо отстранил его руку и произнес слова, которые, не будь они произнесены таким мягким голосом, могли быть восприняты как явное оскорбление:
– Мой дорогой человек, прошу вас не делать этого. Богатство и власть слишком ничтожны, чтобы волновать меня.
В страхе уставившись на одну из самых невзрачных фигур, которую видела в своей жизни, я внезапно получила ответ на вопрос Махи, заданный несколько дней назад. Позже я сказала ей, что в один прекрасный день она встретит мужчину, достойного ее преданной любви, потому что такие мужчины еще не перевелись на свете. Одного из них мы встретили в Лондоне.
***
Как только мы вернулись в Эр-Рияд, был обнаружен источник, откуда Маха черпала свои познания в области черной магии. Я не ошиблась в своих подозрениях. Виновницей оказалась Нора.
Маха в моем присутствии сказала отцу, что в темный мир оккультных наук ее ввела бабушка. Увидев клочок одежды Абдуллы, обернутый вокруг магического предмета, Маха отрицала свои намерения нагнать на брата порчу. Надеясь на то, что она уже получила хороший урок, мы не стали разоблачать ее.
Ничего так страстно не желала я в тот момент, как увидеться со своей свекровью, чтобы плюнуть ей в лицо и оттаскать ее за волосы. Карим, мудро распознав опасность еле сдерживаемого гнева, отказался взять меня с собой, когда отправился к матери, чтобы обвинить ее в неблаговидных действиях. Однако я уговорила свою не проявившую особого энтузиазма сестру Сару нанести визит нашей общей свекрови, пока Карим был там.
Сара прибыла во дворец Норы почти сразу вслед за Каримом. Пока Карим не уехал, она оставалась в саду. Сара сказала, что слышала крики Карима и голос Норы, взывающий к милосердию. Карим запретил матери посещать наших детей без надзора.
В саду еще долго после того, как Карим покинул дворец, были слышны причитания и стенания Норы.
– Карим, самый любимый, плоть от плоти моей! Вернись к своей матери, которая не может жить без твоей дражайшей любви.
Сара, увидев, какую радость и счастье я излучаю, услышав ее рассказ о заслуженных страданиях моей вероломной свекрови, обвинила меня в том, что я подчас такая же злобная, как и сама Нора.
Глава 4. Мекка
Аллах, великий и всемогущий, сказал: «И напутствую людей па паломничество, и из самых отдаленных ущелий будут приходить они к тебе пешком и на тощих верблюдах».
Нет никакой возможности подсчитать то количество благочестивых мусульман, что погибли во время совершения утомительного перехода через пески Саудовской Аравии, начиная с времен пророка Магомета и первого паломничества, но число их измеряется тысячами. К моей немалой радости могу сообщить, что сегодня верным мусульманам нет больше нужды сражаться с отрядами бедуинов, нападавших на паломников, и даже совершать переход по Саудовской Аравии пешком или управляя тощими верблюдами для того, чтобы согласно горячему желанию исполнить
В юности традиционный путь я проделывала многократно, сначала как беспечное дитя на руках матери, потом как мятежная девчонка, ищущая общения с Аллахом, которого я молила ниспослать мне, несчастному ребенку, душевный покой.
К моему великому смятению, со дня моего бракосочетания с Каримом я в официальное время хаджжане молилась в Мекке.
В то время, как Карим, я и дети совершали умра,или малое паломничество, которое дозволено выполнять в любое время года, мы никогда не присоединялись к многочисленным людским толпам для участия в массовом праздновании ежегодного хаджжа,когда мусульмане напоминают себе об уроках жертвенности, послушания, милосердия и веры – том образе жизни, что требует ислам.
Много раз за все прошедшие годы я подчеркивала мужу важность того, чтобы наши дети пережили волнующие события паломничества в положенное время хаджжа,К моему большому огорчению, Карим всегда был тверд и не допускал возможности участия нашей семьи в великом столпотворении, случающемся в Саудовской Аравии в период ежегодного паломничества, когда в нашу страну стекаются огромные людские массы со всего мира, достигая невиданной концентрации.
Озадаченная его отношением, я преисполнилась решимости разобраться, в чем дело. Однажды я умышленно запутала Карима и уличила его в непоследовательности объяснений. Карим пытался найти выход из создавшегося положения, когда я прямо сказала ему, человеку, который верил в Бога пророка Магомета, что ритуал, приносящий всем мусульманам такую радость, был, по-моему, отвратителен для пего. Другого объяснения его странному поведению не существует.
Я скрестила на груди руки и стала ждать его реакции на этот оскорбительный выпад, который требовал немедленного опровержения. Когда Карим услышал такое жестокое для мусульманина оскорбление, лицо его раздулось. Шокированный такими позорными подозрениями, он поклялся, что не испытывает отвращения к паломничеству!
Затем в манере, свойственной всем мужчинам, проявляемой в тех случаях, когда они неправы, Карим выкрикнул:
– Султана! Глаза б мои тебя не видели, – и повернулся спиной, словно намеревался выйти из комнаты, но я забежала сбоку от него и, расставив руки в стороны, загородила собой дверь, требуя других доказательств.
Я кричала, что не удовлетворена тем, что услышала, и намерена стоять здесь до тех пор, пока не дождусь более убедительных объяснений, почему он увиливает от совершения ежегодного участия в хаджже.Почувствовав, что положение Карима шаткое, я стала дерзка и даже позволила себе маленькую ложь, заметив: – Люди уже обратили внимание на твою странную неприязнь к хаджжуи начинают сплетничать на этот счет.
Когда Карим понял, что добровольно я с его дороги не уйду, он посмотрел на меня сверху вниз, и на его лице промелькнула нерешительность. Я видела, что он раздумывает над точностью ответа, который собирался мне дать. Наконец, приняв решение, он потянул меня за руку и, взяв за плечи, вынудил опуститься на край кровати. Некоторое время он еще мерил комнату шагами до балконных дверей и обратно, и тут его защита рухнула.