Дочери войны
Шрифт:
– Но он ведь не сделал ничего такого.
– Не знаю, – пожала плечами Элен. – Сюзанна заглянет к тебе сегодня?
– Надеюсь.
Будучи женщиной из высшего сословия, Сюзанна даже в нынешнем своем положении пользовалась определенной свободой. Ей разрешалось ходить в деревню за покупками, заглядывать к портнихе и местным ремесленникам. Иногда ее сопровождали один или двое эсэсовцев, что вызывало удивленные взгляды, но, поскольку Сюзанна умело сохраняла свой «фасад», в деревне почти не знали, чем на самом деле занимается эта женщина. Немцам, расположившимся в шато, она нравилась своей арийской внешностью и безупречными манерами. Она часто сообщала Виолетте о происходящем в шато и примыкавшем к нему старинном
Однако сейчас, когда ситуация изменилась, она смотрела на подругу, ощущая тревогу и удручающую пустоту в душе.
– Виолетта, я буду рассказывать тебе обо всем, что услышу в кабинете. Но только через некоторое время.
– Думаешь, немцы следом могут явиться и за тобой?
– Если они взяли Уго, то могут. Я не хочу ставить под удар Элизу и Флоранс.
– Элиза и так ставит себя под удар. А за тобой они не явятся. С какой стати?
Тогда Элен, стараясь дышать ровно, рассказала подруге про Джека и Томаса.
– Боже милостивый! – воскликнула Виолетта. – Да ты же по горло завязла во всех этих делах.
– Да, – почесав шею, ответила Элен. – Хотя и не собиралась.
– Допускаю, они могут обыскать ваш дом. Думаешь, немцы арестовали Уго, поскольку узнали, что он лечил Джека?
– И такое возможно, – пожала плечами Элен.
– Как думаете расхлебывать эту кашу?
– У Виктора есть какие-то соображения насчет немецкого парня.
– Куда его отправят?
– Понятия не имею.
– А этот англичанин из разведки?
– С ним все по-другому.
Виолетта вопросительно подняла брови, но Элен не стала вдаваться в подробности.
– Если Сюзанна придет, переговори с ней. Узнай, не в замке ли Уго.
Шато, принадлежавшее Сюзанне и Анри Дюма, находилось неподалеку от Сент-Сесиль, занимая дальний край скалы. С одной стороны к нему примыкал древний замок, помещения которого находились в ужасном состоянии и требовали реставрации. Перед войной эта пара предприняла кое-какие работы по восстановлению шато. К нему вела протяженная дорога, обрамленная ореховыми деревьями. Из окон открывался захватывающий вид на речную долину, а со стороны ландшафтного сада – вид на парапеты замка. Когда нацисты реквизировали шато, то нашли применение и развалинам; в особенности двум подземным застенкам, созданным еще в XI и XII веках. Две островерхие башни замка использовались для наблюдения за местностью, но украшенную скульптурами церковь немцы оставили без внимания. А между тем в церкви находилась потайная каменная лестница, ведущая в подземелье под шато.
Крыша шато имела крутые скаты. Главный зал с массивными дубовыми потолочными балками задавал тон всему строению. Оно досталось супругам после пожара, когда вода из лопнувших труб повредила то, что пощадил огонь. Чета Дюма вернула его к жизни, превратив в настоящий дворец с высокими потолками и большими окнами, из которых можно было любоваться местными красотами. Неудивительно, что нацисты решили прибрать шато к рукам. Им нравились бархатные портьеры и шелковые подушечки на диванах, старинная облицовка каминных труб, антикварная мебель из орехового дерева, открытые потолочные балки и восстановленные каменные полы и лестницы. Но только Сюзанна и Анри знали все тайны замка и шато. Они уничтожили все имевшиеся у них архитектурные планы, чтобы не дать нацистам никакой зацепки. Оказавшись в роли прислуги у немцев, они ютились в отведенной им комнатке за кухней, что было крайне унизительно. Однако замок пережил атаки Ричарда Львиное Сердце и других завоевателей. Под обоими зданиями имелась система туннелей, колодцев, подземных ходов, потайных помещений со сводчатыми потолками, лестниц и погребов, которым Сюзанна и Анри находили должное применение и о существовании которых оккупанты даже не подозревали.
Элен ждали пациенты.
– Как школьные успехи малыша Жана-Луи? – спросила она, вставая и беря сумку.
– Пятилетний ребенок – это шило в одном месте. Когда он хорошо себя чувствует, готов проказничать без остановки.
– Должно быть, трудно тебе приходится.
– В смысле, растить его одной?
– Да.
– Не так уж и трудно. Пьера давно нет. Я привыкла.
– Как его грудь? Получше?
– Да. К лету всегда лучше… Гляди, а вот и он.
В комнату вбежал веснушчатый малыш с огромными карими глазами и вьющимися светлыми волосами. Увидев Элен, он обхватил ее ноги.
– Привет, моя курчавая головушка, – улыбнулась ребенку Элен и потрепала его по волосам. – Как поживает мой любимый мальчик?
Жан-Луи захихикал.
– Я сегодня непослушный, – сообщил он.
– Да неужели?
– Oui! Oui! Oui! [18]
– Но ты никогда не бываешь непослушным. Твоя маман мне говорила.
Малыш подбежал к матери. Та подхватила его на руки и стала целовать.
Элен подошла к двери. Все знали, что Александр Лакруа, учитель Жана-Луи, был вишистским коллаборационистом, и потому осторожничали, чтобы не сказать лишнего в присутствии ребенка.
18
Да! Да! Да! (фр.).
– Я пошла, – сказала Элен и наклонилась, чтобы поцеловать подругу в обе щеки. – Пациенты Уго меня заждались. Если у Сюзанны будут новости о нем, передай через Элизу.
Наступил вечер, а известий о судьбе Уго по-прежнему не было. Элен очень устала от вереницы любопытных пациентов. Всем им она говорила одно и то же: доктора вызвали по неотложному делу. Люди, конечно же, понимали, что это отговорка, но Элен не вступала в разговоры и всячески старалась скрывать свое беспокойство.
Когда она шла через площадь, направляясь домой, туда въехала немецкая штабная машина, одна из тех, что переделали на газогенераторное топливо. Двигались такие автомобили медленно. Поравнявшись с Элен, машина еще сбросила скорость. Элен затаила дыхание, ожидая, что ее сейчас остановят и потребуют предъявить аусвайс, продовольственную книжку и документ, подтверждающий ее арийское происхождение. Однако машина поехала мимо. Вдали раздался выстрел. Элен вновь охватила тревога. Она молила Бога, чтобы эта машина направлялась не к их дому.
Дома Элен прошла в прачечную, имевшую сводчатый потолок, подтащила к крану жестяную ванну и до половины заполнила холодной водой. Горячую воду Флоранс носила кувшинами из кухни.
– Пожалуйте мыться, – сказала Флоранс.
Она протянула сестре кусок мыла и бросила в воду сушеные лепестки роз. Нынешняя жизнь не баловала сестер удобствами, однако без Флоранс у них бы вообще ничего не было. Это она тайком держала кур и двух оставшихся коз, которых называла mes jolies peites ch'evres [19] . Невзирая на все ужасы, преподносимые жизнью, Флоранс не теряла оптимизма. Элен сознавала, что должна защитить младшую сестру.
19
Мои чудесные маленькие козочки (фр.).