Дочки-мачехи
Шрифт:
Владимир взял с обувной полки пистолет «ТТ» и, сняв его с предохранителя, щелкнул замком.
На пороге в самом деле стояла Анжела. Как всегда, наштукатуренная до последней возможности, с ярко накрашенными губами и затянутая в узкое платье, которое уважающие себя леди носят только по вечерам.
Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела даже пискнуть, как выброшенная вперед со стремительностью отпущенной пружины рука Владимира схватила ее за горло и втащила в прихожую, а возле лба незадачливой посетительницы замаячило
– Э-эм... ме-е... – задушенно проблеяла несчастная женщина, а Свиридов внушительно спросил:
– Да ты что, в своем уме?
Анжела на несколько секунд потеряла дар речи, только пыхтела и пучила свои подведенные глазки. Владимир же, сочтя, что прием получился не в меру радушным, убрал пистолет, отпустил шею визитерши и тычком подтолкнул ее к низкой кушетке.
Та не замедлила на нее обрушиться, тяжело, прерывисто дыша и растирая горло. – Чем обязан? – сухо спросил Владимир.
Анжела подняла на него яростный взгляд – и вдруг разразилась потоками отборнейших ругательств, перечисляя такие подробности свиридовской анатомии и степеней родства, о которых он и сам не подозревал.
На шум вышел Фокин и расплылся в широкой улыбке:
– Ба-а-а... кто к нам пожа-а-аловал? Я вижу, этот грубиян Свиридов встретил вас... м-м-м... недостаточно радушно, с-сударыня?
Увидев, что Свиридов не один, Анжела Котова выпучила глаза, а потом произнесла что-то вроде:
– Это... что же такое?
– А в чем, собственно, дело, дорогая гражданка Котова? – фамильярно осведомился Владимир.
Анжела посмотрела на него уничтожающим взглядом, а потом медленно перевела взгляд на ухмыляющегося Фокина и наконец выдавила:
– Я хо... хотела узнать некоторые подробности... Все-таки дело касается меня довольно близко.
– Куда как близко, – с непередаваемой иронией проговорил Свиридов. – Что же вы хотели узнать, многоуважаемая Анжела... простите, не знаю, как по батюшке?
Котова уже пришла в себя после такого неожиданного приема. Помассировав помятое Свиридовым горло, она с показным добродушием проговорила:
– Ну вот... теперь синяки будут. У меня ведь горло такое нежное. И потом доказывай Филиппу Григорьевичу, что ты не овца. Разве вы, Владимир Антонович, не хотите пригласить меня в квартиру?
– Хочу, – сказал Владимир, – проходи. Сама понимаешь, что такие визиты куда как неожиданны. Ты не знаешь, как там Лена?
– Только что звонила в больницу. Говорят, идет операция. Как закончат, так уведомят, как она прошла.
– Вот что, дорогая моя, – сказал Владимир, – пойдем-ка побалакаем наедине. Афоня, попей-ка пока на кухне кофейку да этого папарацци хренова никуда не выпускай, а то опять захочет получить сенсационный материал про членов семейства Филиппа Григорьевича Котова.
– Это кто там еще? – насторожилась Анжела. – Этот... Мосек, что ли? Маркин?
– Совершенно верно, – за Свиридова ответил Афанасий, – а как вы догадались?
–
И Анжела, не глядя на Афанасия и Владимира и демонстративно не снимая туфель, гордо вскинула голову и продефилировала в комнату. Свиридов последовал за ней, а потом, плотно прикрыв дверь, сказал:
– Ну что?
– Как что? Он еще спрашивает! Где мои деньги?
– Пардон... какие твои деньги? Наверно, ты хотела сказать: где наши деньги? – с очаровательной и совершенно обезоруживающей наглостью поправил Свиридов.
Анжела на мгновение смешалась.
– Ну да, – с досадой произнесла она, – я так и хотела сказать.
– Они в хорошем месте. Вся сумма в полном здравии и вплоть до цента. Осталось только подождать, когда поправится Лена и выйдет из больницы Алиса. Вот тогда, в полном составе, и обсудим все.
Анжела яростно сверкнула глазами:
– Ах ты, сука! Так, значит, вот ты как? Может, ты и Ленку с Амебой захотел в расход пустить, чтобы потом прикрываться: дескать, вот...
– Захотел бы – пустил! – негромко, но очень внушительно прервал ее Владимир и поднял на супругу Кашалота такой пронизывающий взгляд, что той стало не по себе и захотелось вжаться в стену, как в сенной стог. – А что касается Лены, так вообще имеются подозрения, что именно ты, дорогая моя, послала своего человечка, чтобы тот отработал Лену, а подозрение, таким образом, пало бы на меня. Не знаю, как ты там собиралась бы выкручиваться, чтобы и деньги были при тебе, и вина на мне... но только теперь сама Лена сказала, что я не убивал и не похищал – слышишь? – не похищал ее. Ведь это в самом деле так: я не похищал ее!
Анжела хрипло рассмеялась:
– Значит, вот ты как заговорил... молодчик? Глазенки так и засверкали. А ты думаешь, что если будет следствие и суд, то не примут во внимание твое прошлое? Нелепое стечение обстоятельств: все спецслужбы города обводит вокруг пальца таинственный некто, все ломают головы: кто же это может быть? А потом двух баб с огнестрельными ранами находят в пляжном домике по соседству с мирным дачником... бывшим офицером спецотдела ГРУ и киллером?!
– А, тебе и это известно... – равнодушно протянул Свиридов. – Ну-ну. Удивила козла капустой.
– Что ты козел, это мне и так понятно, а вот «капусту» придется отдавать, – холодно проговорила Анжела. – Понял меня, нет?
– Дорогая моя, – скроив на лице мину ангельского терпения, проговорил Владимир, – все не так просто. Дело в том, что у меня нет уверенности в ближайшем будущем. Меня в любое время могут забросить в милое заведение со звучным наименованием «следственный изолятор», и, откровенно говоря, я удивлен, что меня выпустили сегодня утром.
Анжела захлопала на него длиннейшими ресницами – не иначе как накладными – и прошипела: