Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)
Шрифт:
– Верно! – кивнула пациентка. – На Леонида Выскубова. Так ведь это мой муж! И я, как его законная супруга и наследница, имею пожизненное право на все его льготы.
– А своих льгот у вас нет? – Данилов положил удостоверение на стол.
– А зачем мне свои, если у меня есть мужнины? – прищурилась старуха, опускаясь на диван. – Н у, чего застыл?! Давай, выписывай, а я диктовать буду...
«А во время осмотра казалась совсем нормальной», – подумал Данилов.
– Давайте прекратим этот цирк! – потребовал он. – Я могу выписать вам обычные рецепты...
–
– До свидания! – Данилов, считая свой долг полностью исполненным, убрал ручку и пачку льготных рецептов в сумку и встал, намереваясь уйти.
– Ограбил бедную старуху и надеешься смыться?! – завопила Выскубова, преграждая ему путь. – Не выйдет!
Данилов, ничего не ответив, попытался оттеснить ее плечом. Несильно, чтобы, упаси боже, не упала. Было ясно, что старуха не в своем уме и что Данилов действует на нее так же, как и красная тряпка на быка. Стоит ему уйти, и она потихоньку успокоится.
«По этому адресу я больше ни ногой, – зарекся Данилов. – Пусть свой «постоянный» врач к ней ходит или заведующая.
– Убивают! – истошно заголосила Выскубова, чувствуя, что ее теснят с занятых позиций. – Помогите!
Она вцепилась в ремень даниловской сумки и потянула ее на себя.
«Влип! – подумал Данилов. – Сейчас чего доброго обвинят в ограблении несчастной пенсионерки».
Данилову вспомнился фельдшер Батыров со «скорой», которого такая вот карга обвинила ни много ни мало, а в изнасиловании. Даже уголовное дело заводилось по ее заявлению, правда, почти сразу же оно было закрыто за отсутствием состава преступления. Батыров после этого случая со «скорой» ушел. С «понижением» – из фельдшеров в медбратья приемного отделения сто седьмой больницы.
– Давайте поговорим спокойно, – предложил Данилов, пытаясь высвободить свою сумку из удивительно цепких старческих рук.
– Стану я с тобой разговаривать, ворюга! – раздалось в ответ.
Во входную дверь постучали. Громко и уверенно.
– Кто-то пришел, – сказал Данилов. – Слышите – стучат?
– Это милиция! – обрадовалась безумная старуха и, разжав руки, бросилась открывать дверь, словно боясь, что Данилов может ей помешать.
Оказалось, что это не милиция, а всего лишь соседка, на вид – ровесница Выскубовой, только опрятная, даже – ухоженная, с лаком на ногтях, помадой на губах и аккуратной прической..
– Опять хулиганишь, Максимовна? – строго спросила она, войдя в прихожую, а затем посмотрела на Данилова.
– Я врач из поликлиники.
– Ясно. Опять про мужнины льготы вспомнила?
– Вспомнила! – крикнула Выскубова. – Был бы у тебя муж Герой Советского Союза, так ты бы тоже помнила про его льготы!
– Извините, доктор, – сказала соседка. – Зря только беспокоились. Ольга Максимовна у нас любит почудить, пока дочь с зятем на работе. Я за ней, по возможности, днем приглядываю, но у меня и своих дел хватает... Вы уже все закончили?
–
– Конечно – закончили! – заорала Выскубова. – Обокрал меня, а теперь хочет смыться! Украл пенсию и трехпроцентные облигации! Все мои облигации! Я их по штучке собирала, одну к другой...
– Трехпроцентных облигаций уже почти двадцать лет нет, Ольга Максимовна, – соседка глазами указала Данилову на дверь, иди, мол, не раздражай больную женщину.
«Паршивый сегодня день, – подумал Данилов на лестничной площадке. – одни незаслуженные обвинения». С пятого вызова он позвонил в поликлинику.
– Доктор, я вам сейчас дам семь вызовочков, и на сегодня это все, можете больше не звонить, – сказала регистратор, – потому что к пяти часам вы должны быть у главного врача.
– Буду, – пообещал Данилов.
С вызовами он расправился быстро. Даже осталось время для того, чтобы съесть стодвадцатирублевый бизнес-ланч в кафе на углу Белополянской и Михеева, весьма, надо сказать, недурственный – оливье с курицей, а не вареной колбасой, рассольник, две котлеты с картофельным пюре и стакан не самого плохого чая. Общаться с начальством сподручнее на сытый желудок – не так сильно зло разбирает. Все равно в поликлинику Данилов пришел за двадцать минут до назначенной аудиенции, что дало ему возможность вписать в журнал выданные сегодня больничные и расклеить листочки с записями по картам.
Данилов ждал чего-то вроде скандального разноса, но главный врач был воплощением спокойствия.
– Неприятный, конечно, случай с этой вашей Шаболдиной, – начал он. – Разумеется, доказать ничего нельзя, но определенные подозрения появляются.
– Было бы желание, а подозрения не замедлят появиться, – не слишком вежливым тоном сказал Данилов.
– Имейте в виду, Владимир Александрович, что отныне выдаваемые вами больничные листы будут находиться на особом контроле, – главный врач вздохнул, словно контроль за Даниловым был ему чем-то неприятен.
– Я выдаю их по показаниям, поэтому контроль меня не волнует совершенно.
– Правильный ответ, – одобрил главный врач. – По-другому и нельзя ответить на подобное предупреждение. Но – я сказал, а вы слышали. Что же касается вашего самовольного ухода с заседания комиссии...
– Какой комиссии?
– Комиссии, созданной для разбора данного случая, – пояснил главный врач. – В составе Литвиновой, Пахомцевой и Воскресенской. Насколько мне известно, вы самовольно покинули заседание и тем самым сорвали работу комиссии. Было такое?
– Было, – подобная трактовка даниловского поступка просто умиляла его. – Покинул заседание и именно что самовольно.
– Ну, на первый раз я ограничусь устным выговором. Но в будущем прошу вас, Владимир Александрович, не допускать подобных демонстративных выходок. В вашем возрасте пора бы научиться сдерживать себя.
Данилов промолчал.
Главный врач прочел ему краткую лекцию о том, каким, по его, разумеется, мнению, должен быть идеальный сотрудник, и отпустил, сказав на прощанье: