Доктор Джонс против Третьего рейха
Шрифт:
И начальник воинов приблизился на четвереньках к сияющему одеянию, к лицу, припудренному золотом, к двойной короне Пехепту, которую надевали все Владыки — вечность, вечность и вечность, — и которая неизменно внушала благоговение всем подданным.
— Да позволит Сын Ра своему рабу задать вопрос: что станет с племенами израильскими и ковчегом их бога?
— Мы позволим себе ответить на вопрос любезного нашему сердцу друга. С племенами израильскими покончено раз и навсегда. Без силы, заключенной в так называемых Скрижалях Завета, они просто кучка варваров, которых скоро развеет ветер пустыни. А сами Скрижали… тут вопрос богословский, надо посоветоваться
«А это означает, что главный фиванец постарается разделаться с Ковчегом как можно скорее, — когда отполз от престола, подумал Питхор Иосепт и уже не понял, от духа-Ка или Сердца-Ба явилась эта мысль. Он прощупал придворную толпу оценивающим взглядом, задержавшись на одной знакомой физиономии. — Птахотеп, член Совета Большого Дома, Южные Уста Владыки, занимающийся сношениями с фиванским храмом. Вот ты мне и нужен».
Было время, когда все храмы пресмыкались перед Большим Домом и Владыкой как верховным жрецом. Но при Тутмосе III и Рамзесе II, изливавшими свою божественную Мощь за пределы Кеме, жрецы, оставшись без присмотра, налились большой и самостоятельной силой. Воители требовали крепкого тыла, и храмы содействовали, во-первых, благонравию, во-вторых, внушению превосходства египетской веры и порядка перед запредельными, варварскими. Естественно, что и храмы тогда померились силой меж собой, орудуя магией, подкупами и отравой. И в итоге фиванский храм Амона уделал все остальные. Наверное, потому, что давно наложил руку на золото, серебро, слоновую кость и магические растения, поступающие из Нубии и Эфиопии.
При Владыке Меренпте, кстати, сыне Рамзеса Великого, фиванский храм Амона, ревностно лелеющий превосходство египетского миропорядка, настоял на изведении иври посредством принудительных работ. Мосес и его компания показались верховному служителю бога опасными последышами свихнувшегося еретика Эхнатона, который безумно и бесчинно возжелал уничтожить все божьи дома.
Владыки, все более ощущая силу и угрозу храмов, старались не противоречить им. Храмовые «девы радости» пробились на уровень «невест бога», и в таком качестве сделались великими супругами Величеств. Дело дошло до того, что жрец Херихор сам стал Владыкой.
Но при Владыках Бубастидах, на чьих хоругвях красовалась кошкоголовая Бастет, Совет фиванского храма удовольствовался мирской властью лишь в Верхнем Египте, и только духовным авторитетом в Нижнем.
Питхор Иосепт нашел Птахотепа в плавнях, где тот бил острогой огромных сомов ради своего развлечения. Конечно, полковник выдал это за совершенно случайную встречу.
— Ого, ваши сомы, о Южные Уста Владыки, видимо, питаются моими утками.
— Дорогой родственник! Хвала Тоту, что он пересек наши пути. Я слыхал, вы весьма отличились перед Большим Домом, доставив в резиденцию Владыки колдовской ковчег израильтян.
— Мы, кстати, больше родственники, чем вам кажется, поскольку чати Иосеф был и вашим предком. Недаром же вы замазываете черной краской рыжину волос, столь не свойственную египтянам, однако имеющую прямое отношение к иври.
— Или ливийцам, или ахейцам, — несколько встрепенулся Птахотеп. — И вообще, у верных слуг Большого Дома различие кровей утрачено, в их жилах течет одна лишь светлая преданность…
— Тем не менее Сердце-Чати* подсказало мне, что я найду в вас соучастие, правогласный Птахотеп.
— Моя Ба говорит мне, что помощь, оказанная вам, станет зерном, брошенным в благодатную почву, — аккуратно высказался сановник.
— С вашей Ба трудно спорить. О, родич Птахи, я благодарю Семь Хатхор за то, что именно вы заведуете в Совете Большого Дома перепиской с фиванским храмом Амона.
— Какая сила вдохнула в вас такую проницательность? — попробовал выяснить ушлый Птахотеп.
— Переписка властителей — есть кровеносные жилы государства. Сама благодетельная Маат намекнула мне, что такой Столп Большого Дома, как вы, обязательно должен поддерживать Владыку в столь ответственном деле. Ведь от равновесия Большого Дома и Храма Амона зависит порядок в стране Кеме. Лиши вас Владыка этой работы, и вы вскорости исчахнете от желчи, переполнившей ваши благородные внутренности.
— Слова Сердца вашего, Питхор Иосепт, проникнуты мудростью Тота, — согласился Птахотеп.
— Я хотел узнать, не направлялось ли донесение из Большого Дома в Храм Амона о скорой перевозке трофейного ковчега в какое-либо известное или потайное место?
И тут Птахотеп запыхтел от внутреннего жара, несмотря на достаточно свежий ветер, задувающий с моря.
— Из ваших глаз, начальник полка Пта, выглядывает злой демон, — наконец произнес он.
— Вы происходите от Иосефа, поэтому и вам, и вашему Ка не должна быть безразлична судьба израильской святыни.
— Я — египтянин и Страж Южных Врат Большого Дома, — отчеканил напряженный Птахотеп.
— Да, и Столп Большого Дома. Но если вы не поможете мне, то Бог Израиля непременно поразит вас своим гневом. А я уж нагляделся на то, как в Храме Соломона он превращал людей в квашню, совершенно негодную для изготовления даже самых посредственных священных останков.
— Я вынужден немедленно расстаться с вами, Питхор Иосепт. Ваша Ба замутнена дыханием злого Сета.
— Надолго ли мы расстанемся? Ничто сейчас не освежает вашу память? Я стану вашей второй Ба и напомню, что храм смог заполучить каменоломни Пер-Неб-Она именно благодаря вам. И не с вашим ли живым участием храм Амона подсунул колдунью-жрицу в женский дом нашего Владыки?
— Я все равно оставляю вас наедине с вашими демонами. Сет вошел в ваше Сердце, — Птахотеп махнул рукой гребцам и плюхнулся под балдахин, барка же под резкие выкрики «кхе-ху» стала удаляться от ладьи Питхора Иосепта.
Тут и Ка, и Ба хором заорали полковнику, что Птахотеп заложит его, и тогда, в лучшем случае, светит ссылка в крепость Чар на границе со страной Ретену, причем нос и уши провинившегося будут отделены от головы. А в худшем — ему пропишут сотню палок и дыхание жизни покинет его ноздри. Недовольный Ка-хранитель навсегда оставил Питхора Иосепта и вернулся в дом Пта, даже Ба шмыгнула прочь темной тенью.
— Ну как теперь, Господь Израиля? — сокрушенно прошептал военачальник. — Это ведь ты разлучил меня с богами Египта. Может, вера в тебя правильна и благостна, но раб твой становится жуком на дороге, по которой марширует отряд солдат. Упорхнул мой Ка. И Ба стремглав убежала. Благая Маат с небесной Хатхор теперь не обратят в мою сторону свои светлые лики, лишь скверные демоны пустыни совьют мерзостное гнездо в моем опустевшем сердце.
И вдруг Питхор Иосепт понял — между ним и Богом нет ничего, ни божеств, ни демонов. Все они, и дарители, и упыри, оказались рябью на воде. Питхор Иосепт сам был полюсом напряжения, но бесконечно бОльшим полюсом являлся Господь, и вот между ними проскочила молния.