Доктор Джонс против Третьего рейха
Шрифт:
Вопросы его были точны и логичны. Да и суть происшедшего оказалась проста и легко понимаема. Отец случайно раскрыл, что ассистентка Эльза Шнайдер связана с нацистами, после чего понял вдруг, что за ним следят. Он растерялся, не зная, как поступить. Он ведь всегда опасался, что немцы когда-нибудь обратят внимание на его персону, поскольку проводимые им изыскания напрямую затрагивали их интересы. Опасался, но раздраженно гнал от себя подобные мысли, чтобы не отвлекали от работы. И вот это случилось.
Для начала отец решил спасти дневник. Разумеется, он и вообразить себе не мог, что немцы уже скопировали самые секретные его записи…
(«Они все сожгли, Инди! — взгрустнул отец. — Все пропало, я ничего не сумею восстановить!» «Отнюдь нет, сэр, ничего не пропало, — раздраженно отмахнулся Индиана. — Я помню содержание дневника дословно. Что касается
Итак, отец отправил Эльзу из библиотеки со сложным поручением, чтобы она не скоро вернулась, а сам сбежал из Венеции на остров Лидо, в аэропорт. Там он сел на первый же рейс и отбыл. Рейс оказался в Стамбул.
Он собирался переправить дневник через американское консульство, даже позвонил секретарю, проконсультировался, но вовремя передумал — такой способ привлекал слишком много внимания. В результате просто послал бандероль по почте. Не теряя взятого темпа, из того же почтового отделения он отправил телеграмму в Непал, на адрес Лилиан Кэмден. Потому что вторым пунктом в его плане стояло спасение части головного убора бога Ра, иначе говоря, «кулона», который хранился у его бывшей ассистентки. Заодно он рассчитывал по приезде в Непал заняться поисками одной штуковины («Камня, отмеченного Божьим Светом», — кивнул Индиана…). Давно Генри Джонс об этом мечтал, даже материал кое-какой собрал по этой любопытной проблеме. Однако немцы не позволили реализоваться ни одному из намеченных пунктов плана: буквально через час после возвращения в гостиничный номер к отцу пришли гости, и следующим его воспоминанием был уже замок Грумм… («Отец, почему ты сначала решил, что камни следует искать в Сирии, а потом понял, что это индуистские камни Шанкары?») Простой вопрос, и несложный ответ. Сказано: «Камень находится в Голове Змея», то есть, очевидно, в головной части какого-то географического объекта с изгибающимся рельефом. Таким объектом может быть, например, река. Отец начал поиски неведомого «Змея» с Ближнего Востока, и вскоре наткнулся в одной из древних карт на речушку с названием Офидия, что по древнегречески как раз и означает «змея». Река располагалась на территории нынешней Сирии, сменила название на Аль-Кахир и полностью высохла, сохранилось только потрескавшееся русло. Так появился «сирийский вариант». Но отца смущало одно обстоятельство: в Сирии никогда не существовало культа камней. Червячок сомнений постоянно точил профессора Генри Джонса. («Точнее, Орлоффа», — отметил Индиана; но о столь странном псевдониме следовало поговорить отдельно.)
Однажды к Генри Джонсу зашел в гости некий Фергюссон, муж Лилиан, — тогда еще муж. Профессор был с ним знаком, поскольку имел возможность лично наблюдать начало красивого романа мисс Кэмден с бравым офицером Его Величества. Этот истеричный человек заявился к нему якобы просто так — попрощаться, отправляясь к месту нового назначения. Он принялся жаловаться на свою жену, которая отказалась ехать с ним в Родезию (позже обнаружилось, что все с точностью до наоборот), и, мало того, обобрала мужа чуть ли не догола. Тут стала ясна истинная цель визита: шотландец просил денег в долг. Дело, кстати, было в Париже. Профессор пожалел человека, выписал ему чек (с тех пор не видел своего должника), угостил его виски — и потекла задушевная беседа двух одиноких мужчин. Подробности ее совершенно неважны, кроме одной. Продолжая жаловаться, теперь уже на свою гималайскую жизнь, Фергюссон упомянул в числе прочих диковинок о поездке по делам службы на север Индии, в гости к новому радже Дхангархи. И достаточно ему было описать место, где расположен дворец раджи, как в мозгу профессора будто что-то включилось…
(Увлекшись рассказом, отец не сразу сообразил, что сын слишком уж компетентно задает вопросы. «Постой, младший, откуда ты знаешь про Сирию и про камни Шанкары?» — «Ты же сам сделал пометку на французском апокрифе. И не называй меня младшим!» — «Так ты и про апокриф тамплиеров знаешь?» — «Гораздо хуже, что о нем знаю не только я». — «Чепуха, у немцев нет точного текста, я вовремя выбросил свою копию в Стамбуле. Они всего лишь знают о его существовании и о примерном содержании — с моих слов». — «Я понимаю, что Хорхер вытряс из твоей головы вместе с песком и все остальное, отец. Но Вольфганг ясно сказал: они очень давно за тобой следили. Значит, у них была возможность украсть все, что им нужно. Не обольщайся,
Разговор об апокрифе не получился — ни кстати, ни некстати. Сэр Генри Джонс в этой части ночного выяснения отношений говорил невнятно, отвечал уклончиво, ссылался на плохую память, в общем, странный маразм вдруг одолел его голову. Правда, человек он был пожилой, к тому же невыспавшийся… Однако Индиана слишком хорошо помнил своего родителя, чтобы не увидеть очевидное — тот что-то недоговаривал, а попросту скрывал. Наверное, старый дурак в очередной раз трясется над научным приоритетом, понял Индиана. Иначе как объяснить его сдержанность, да еще в такой ситуации? Профессиональное недоверие к коллеге-сопернику, что может быть естественнее?
Да, профессор Генри Джонс проявлял большой интерес к ордену тамплиеров, американская разведка не ошиблась. Потому что эта тема была впрямую связана с происхождением древнего документа. Ну, прежде всего сформулируем с предельной ясностью — текст документа подлинный. Известный в прошлом профессор не позволил бы себе связаться с фальшивкой, и не надо ухмылок, не надо! Во-вторых, написал его ясновидец — настоящий, без дураков. Только не будем называть имен, договорились? Как ни относись к проблеме так называемого ясновидения, но тот парень, автор апокрифа, при жизни почитался именно как прорицатель, что есть установленный научный факт. Он не принадлежал к разгромленному ордену тамплиеров, хотя и разделял их дуалистические взгляды на мир, искренне веря в вечную борьбу двух начал, доброго и злого. Однако его казнили, поскольку в религиозные взгляды на мир органично входили и политические взгляды. Вот такой средневековый сюжет… Короче говоря, Индиана решительно не понял, чем же сочинение ясновидца так заинтересовало отца. Даже если предположить, будто отец поверил в истинность древнего предсказания, отнеся его к новейшей истории двадцатого века — что само по себе странно для столь рационального человека, — все равно поступки старшего Джонса необъяснимы. Утверждение ясновидца, будто «Сила Божьих Заповедей» сокрушит «посланца Антихриста», принявшего облик вождя гуннов, есть иносказание, нельзя же это понимать буквально! Но ведь нелепый интерес отца носил отнюдь не теоретический, а явно практический характер… Краткие объяснения закончились неожиданной репликой:
— Жаль, что немцы получили «кулон».
Голос Генри был полон душевной муки.
— Немцы в Непале ничего не получили, — спокойно возразил Индиана.
— Как не получили? — старый профессор на мгновение вспыхнул безумной надеждой. — Лилиан же схватили!.. — и вновь погас. — Не утешай меня, мой мальчик, я прекрасно знаю, по чьей вине бедняжку привезли из Непала в Германию. Я же им все выложил, Инди. Они так долго и нудно выспрашивали… Гадость какую-то заставили выпить…
— Тебя опоили?
— Кошмарное какое-то вещество. Наркотик какой-то, из-за него я полным болваном сделался… (Индиана не стал шутить по этому поводу, только счастливо заулыбался, ведь улыбка была не видна во мраке камеры.) Я плохо помню тот период, Инди, с рассудком что-то непонятное происходило. Всего пару глотков сделал, и немцы сразу хорошими показались. В общем, тогда я и рассказал им все, что знал, добровольно. Пришел в себя постепенно, через месяц…
— Немцы в Гималаях ничего не получили — повторил Индиана со сдержанной гордостью. — Ни «кулон», ни Лилиан, ни даже камни Шанкары. Я успел раньше, неизвестно почему. Возможно, они просто включились в орбиту моей хронической невезучести.
— Что-то я не понимаю, Инди… — сказал отец после паузы. — Ты был в Непале?
— И в Индии тоже. Это долгая история, не хочется вспоминать. Но ты зря переживаешь. Когда ты все выложил немцам — не знаю, правда, что именно, — мы с Лили были уже далеко от Кхорлака. Спасибо майору Питерсу, царство ему небесное. А Лили они нашли вовсе не из-за того, что ты стал болваном, а потому что следили за мной от самого Чикаго, это очевидно.
Индиана замолчал, закончив свои признания. Он так и не сообщил, что держал Шиву-лингу в руках, да не в единственном экземпляре, а комплект из трех камней. Нечего ему было сообщить. Индиана не терпел хвастливых рыбацко-охотничьих историй, в которых рассказчику для большей убедительности не хватает размаха рук. Если бы он мог не рассказать, а показать — другое дело. Сунуть отцу под нос хотя бы один из «камней, отмеченных Божьим Светом» — красивый был бы жест. А так… Нет научного результата — нет и ошеломляющей истории.