Доктор Смерть
Шрифт:
Рядом громко залаяла собака. Маренн не сразу сообразила, что это Айстофель.
— Что? Что случилось? Куда ты?
Весь мокрый, он явно звал се, даже тянул за платье.
— Куда? К дороге? Зачем? Подожди, я устала…
Пес явно волновался, метался между дорогой и Маренн. Вот мелькнул свет фар — какая-то машина. Она все ближе. Вот уже полосы желтого света прорезали тьму, в них отчетливо видны множество мелких дождевых капель. Но у Маренн нет сил, чтобы подняться на шоссе. Она опускается на колени, тяжело, надрывно кашляя.
Понимая, что она не успеет,
— Айстофель, Айстофель, хороший мой, — Скорцени растроганно ласкал пса. — Вот и встретились. Дождался. Постарел.
«Но как Айстофель оказался здесь, на дороге между Парижем и Версалем, когда он должен быть дома, с Маренн, — эта мысль внезапно пришла ему в голову. — Где Маренн? Что случилось?»
Отодвинув собаку, он повернулся к ветровому стеклу. И увидел ее. В свете горящих фар она медленно шла по шоссе к машине. Мокрое платье прилипло к телу. Вода стекала со спутанных, промокших волос. Она шла точно во сне, не замечая ничего вокруг, казалось, даже не чувствуя асфальта под ногами. Казалось, она вот-вот упадет без чувств. Он быстро вышел и подбежал к ней.
— Маренн, Маренн, ты же простудишься? Зачем?
Он подхватил ее под руку. Она провела ладонью по его лицу, потом вдруг опустилась на колени на мокрый асфальт и закрыв лицо руками, прошептала:
— Джилл умирает. Она не доживет до утра. Я больше не могу.
Плечи ее тряслись. Он поднял ее на руки — глаза ее были сухи, хотя лицо мокрое от дождя. Он прижал ее к себе, отнес в машину, закутал в свой плащ. Она неподвижно лежала на заднем сидении, прижавшись щекой к мокрой шерсти Айстофеля. Машина тронулась.
Когда подъехали к Версалю, на крыльце дома их ждала Женевьева. Она сбежала по лестнице, держа наготове раскрытый зонт.
— Мадам, мадам, вы промокли, вы заболеете, — от волнения она сначала не обратила на Скорцени никакого внимания. — Вам нужно в постель. Я приготовила горячую ванну.
— Нет, нет, сначала к Джилл, — Маренн покачала головой и внимательно посмотрела на Женевьеву: — Она… Как она?
Маренн боялась услышать, что опоздала.
— Мадемуазель Джилл пришла в себя, — неожиданно сообщила Женевьева. — Я так разволновалась за вас, что забыла сразу сказать об этом. Мадемуазель значительно лучше. Доктор, которого прислал месье президент, говорит, что раз она пережила эту ночь, теперь обязательно поправится. Я так рада, мадам, мы все так рады!
Женевьева прикрыла глаза рукой, не в силах сдержать слезы. Маренн не могла поверить в то, что услышала. Она не смела поверить.
— Вот видишь, — Скорцени с нежностью положил руку ей на плечо. — А помнится, в Берлине ты говорила, что я приношу тебе одни несчастья. Оказывается, не всегда.
Она повернулась к нему. Теперь
— Все будет хорошо, — проговорил негромко. — Я вернулся. Джилл понравится. Мы снова будем вместе. Ну, хотя бы иногда.
Нет, ни о какой ванне и отдыхе не могло быть и речи. Сменив одежду, Маренн сразу же отправилась к Джилл. К своей радости она увидела, что дочь спит. Она не в беспамятстве, она просто спит, спокойным и почти здоровым сном. Но оказалось, это еще не все приятные новости. За ужином Скорцени как бы невзначай сообщил ей:
— Если где и произошло печальное событие, то это у нас в Буэнос-Айресе. Твой давний враг Дитрих Бруннер скончался.
— Скончался? — Маренн от неожиданности поставила бокал с шампанским, которое приказала подать по случаю его приезда и выздоровления Джилл. — Как? От чего?
— Утонул в море. У пас сейчас весна, ты знаешь, вот он и решил окунуться. Мюллер говорит, перегрелся на солнышке, — Скорцени улыбнулся, не скрывая иронии. — А его дружок, этот доктор Мартин, который довел до сумасшедшего дома несчастную Анну фон Блюхер, умер сразу за ним. По сведениям того же Мюллера, очень увлекался девушками легкого поведения, вот и схватил инфаркт на одной из них.
— Им обоим помогли умереть? — Маренн серьезно посмотрела на него. — Это так?
— Я полагаю, ты сама понимаешь, — он не стал обманывать ее. — Гестапо бессмертно, и оно везде. Мюллер знает, что делает. По-моему, у тебя был не один случай убедиться в этом. К тому же Бруннер много возомнил о себе. Его уже не устраивало то, что его никто не знает. Он жаждал славы, признания. И больших денег, гораздо больше того, что ему платили до сих пор. Условия, на которые мы пойти не можем. Дело дошло до шантажа. Он стал угрожать. Пришлось принимать решение.
— Зло всегда уничтожает само себя, — заметила Маренн и решительно бросила салфетку на стол. — Мне нужно в Буэнос-Айрес. Прямо завтра.
— Это еще зачем? Чтобы посчитаться с Мартой? — он усмехнулся. — В этом нет необходимости. Марта вышла замуж за богатого латифундиста. Два месяца назад. Он усыновил Хорста.
— Меня не интересует Марта, — Маренн недовольно поморщилась. — Я должна забрать Софи. Софи Планк. Ту женщину из Аушвица, которую Бруннер похитил после войны и держал у себя в доме в Аргентине.
— Так за ней не надо ехать, — Скорцени покачал головой. — Точнее, надо, но не в Буэнос-Айрес. Она здесь, в Париже. Я оставил ее в гостинице на площади Этуаль с надежной сиделкой. Надеюсь, ты знаешь, как распорядиться ее судьбой лучше меня.
— Она в Париже? — Маренн боялась поверить. — Это невероятно. Я поговорю с Визенталем, чтобы ее отправили в Израиль, возможно, там удастся восстановить ей зрение.
— Ты дружишь с Визенталем? — в голосе Отто она услышала скрытый сарказм. — Меня передергивает от этого имени. Но тебе виднее, поступай, как знаешь. Хотя если подумать, моя жена дружит с Визенталем, — повторил он. — Это любопытно. Ты знаешь, что он и его люди вышли на след Эйхмана? Вера, вполне вероятно, скоро овдовеет.