Долететь и остаться
Шрифт:
— Наслышан, — коротко откликнулся Чен. — Ты смотри, в башню не влети, голубь…
Замковые башни уже сами выдвинулись из темноты и нависли над ними. Облетев одну, Сергей одобрительно замычал.
— Видишь башню? Один мой приятель — обязательно тебя с ним познакомлю — в прошлый раз разгромил ее так, что до сих пор вспоминать приятно. Даже не голыми руками… Голой головой, получается…
— Бился? Таранил? — поинтересовался Чен, глядя вниз. Там уже и невооруженным глазом видны были надворные постройки, крыши и погреба.
— Можно
— Ах, какая прелесть эти звезды! С такой подсветкой начинаешь чувствовать себя настоящим разбойником!
— Мы спасатели, — вернул его в реальность Чен.
— Да знаю я это… Но должна же во всем этом быть хоть капля романтики?
Он дал задний ход и отлетел от стены подальше, метров на двадцать. В том, как он смотрел на стену замка, чувствовалось сложившееся решение. Чен видел, как товарищ прикидывает, хватит ли ему этого расстояния или нет. Аэроцикл отлетел еще дальше, словно Сергей готовился к разбегу.
— Передумал?
— Еще чего.
— А что тогда?
Держа руки на приборной доске, Сергей объяснил:
— План прост как колумбово яйцо. Мы разгоняемся и проламываем ставни. Коридоры там широкие, я помню, бывал, и прямо на нашем железном коне скачем в опочивальню к Трульду. Пугаем его до икоты и получаем интересующую нас информацию.
Он подождал, что скажет Чен. Тот молчал.
— Лихо? — спросил Сергей.
Чен кивнул.
— Возражения есть?
Чен отрицательно качнул головой. Егерь внутренне удивился такой покладистости, но вида не подал.
— Предложения?
Голова китайца поднялась и опустилась.
— А вот предложения есть. Давай-ка, мы все это проделаем в следующий раз.
Сергей, уже начавший плавно разгоняться, остановился.
— Почему?
— Потому что с той стороны может быть железная решетка.
Сергей прикусил губу. Решетки на окнах там вполне могли быть. Это было вполне во вкусе брайхкамера. Он скомандовал.
— Стена. Окно.
На глазах деревянные ставни, прикрывавшие окно растаяли и за ними проявились прутья решетки. Рука егеря дернулась к разряднику, но готовый к этому Чен упредил его.
— Можно, конечно, это все вырезать, но, согласись, это совсем не тот эффект? Это не «ударил и вышиб», а «вырезал и с трудом протиснулся». И рассказать-то кому — стыдно будет.
Сергей посмотрел на него так, что Чену стало неудобно, словно он только что лишил
— Не отказываюсь, а только откладываю.
Они поднялись над крышей. Туман, висевший в воздухе, собирался каплями и стекал вниз. Аэроцикл перемахнул гребень крыши и медленно поплыл мимо окон третьего этажа. Чен сидел смирно, вслушиваясь, как Сергей то ли причитает, то ли ругается. Чувствуя себя немного виноватым, сказал:
— Не злись. В следующий раз обязательно что-нибудь вышибешь.
Причитания стихли.
— Да я и не злюсь. Мудрый не злится. Мудрый злость копит до лучшего случая.
— А чего бормочешь тогда?
— Бормочу? — обиделся Сергей. — Я считаю! Шестое окно с севера… Только где тут север? Тут дождь везде.
— С этой стороны?
— Конечно. С той стороны наверняка юг. Там все мхом поросло…
Чен поднял брови, и несколько растерявшись, спросил:
— А что мы тогда с той стороны делали?
Сергей вздохнул.
— Я и говорю… Нет в тебе никакой романтики… Интересно китайцы они все такие?
— Нас очень много, — ответил Чен. — За всех не поручусь…
Егерь на колкость не ответил и Чен спросил:
— Тут ты окошко тоже вышибать наладился? Или по крыше, словно кошки, полезем?
— Как комары. В окошко, — с предвкушаемым удовольствием сказал Сергей. В руке он держал гранату, а в глазах посверкивало пламя еще не произведенных взрывов. Чен с сомнением покачал головой и он со вздохом убрал ее. — Ну ладно, ладно… А ставни я все-таки вышибу! Ну, хоть это-то я могу себе позволить?
Брайхкамер раскачивался из стороны в сторону, а кресло под ним поскрипывало в такт движениям. Кому-то со стороны могло показаться, что комната наполнена теплом, уютом и умиротворением, но это было бы ошибкой. На самом деле не было тут ни уюта, ни спокойствия, ни умиротворения. Нетерпение и гнев пропитывали воздух в комнате.
Трульду даже казалось, что кресло, желая стряхнуть его с себя, испытывает ту же злость и нетерпение, как и сам он.
Скрип царапал душу, но брайхкамер терпел, слушая стоны старого дерева, возмущенного свалившейся в него тяжестью. Ничего. Потерпит. Не одному ему плохо… Они справятся! Справятся! Должны справиться!!!
Великий Карха! Как просто было бы, случись такое три или два года назад! Кубок снадобья, жаровня и Всезнающий. И все. Все!!!! Он сглотнул свою злость и посмотрел в угол, где стаяла жаровня. Та самая, бывшая свидетелем творившегося в замке колдовства.
Он вспомнил Мэй, представил, как она сидит перед ним с сыном на коленях, и ощутил волну острой радости оттого, что он не один в этом несправедливом мире.