Долг чести
Шрифт:
– Подтвердите, что вы унтер-офицер Вершинин. Прием.
– Подтвердить не могу. Со слов других пленных, я бросился на ограду под напряжением, хотел спровоцировать охрану лагеря, меня почти убил ток. Но откачали. Памяти я лишился, совсем. На руках лишь следы ожогов от проволоки. Все, что ранее было не помню, память – чистый лист, так что кто я и где служил, мне другие пленные сообщили. Участник побега, точнее, я его и устроил, убравшись за пределы лагеря, уничтожив офицера, сержанта и часового на вышке. Потом из пулемета расстрелял другие вышки и патруль, ворота и начал расстреливать казарму с
– Говорит Земля-Один. Прекратите выдачу информации в эфир, – прозвучал другой голос. – «Ланкастер», сообщите свое курс. Прием.
– Двести шестнадцать. Прием.
– Что двести шестнадцать? Прием.
– А что курс? Я что, штурман? Прием.
– Кхм, сообщите направление. Прием.
– Столица. Лечу из Турции напрямую к столице. Топлива как раз хватит. Сейчас в районе Одессы. Подлетаю. Прием.
– «Ланкастер», я Земля-Один, накладываю запрет на полет к столице. Как поняли? Прием.
– Я вас не знаю. Прием.
– «Ланкастер», причины выбора такого курса? Прием.
– Столица, Генштаб, император. У меня тяжелый трофейный бомбардировщик, который я все же надеюсь посадить, и пленный. Я там больше получу, чем у фронта. Прием.
– А как же потеря памяти? Прием.
– Я же не идиот, я память потерял, а не мозги. Прием.
– Принято. «Ланкастер», у вас полная бомбовая загрузка? Прием.
– Вроде да, тяжело идет самолет. Еле поднял со взлетной полосы. Прием.
– Поступил приказ, с бомбовой загрузкой столица не примет. Требуется сбросить. Прием.
– А я знаю, как? Тут рычагов и кнопок хрен знает сколько, я боюсь их тронуть. Взлетел самолет, летит, и слава Богу. Я не знаю, как сбрасывать. Прием.
– Приказ прежний. Держите свой курс. Прием.
– Принято. Надеюсь, полковник очнется, я ему крепко в челюсть двинул, до сих пор без сознания. Может, поможет. Прием.
– Принято. Тишина в эфире.
– Э-э-э, Земля-Один, не уходи. Думаешь, так просто по рации общаться. Это ты там на стуле сидишь с чашкой кофе в руке, а я ползком добрался до кабины штурмана, сейчас вишу вверх ногами и рацией пользуюсь.
– Зачем?! – изумились с той стороны. – Прием.
– Рация у штурмана под сиденьем, по-другому до нее не добраться. А в кресле штурмана еще полковник связанный. У него ботинки ваксой воняют, голову кружит. А самолет сам летит, тут автопилот. Удобно. Да, у меня вопрос, Земля-Один. Я после побега из лагеря случайно освободил четырех русских пленных офицеров, генерала и трех полковников, на турецком аэродроме это было, подарил им «Аиста», и они к нашим улетели. Хочу знать, долетели? Прием.
– Долетели. Повторяюсь: тишина в эфире.
– О! – раздался мой вопль в эфире. – Я тут в кабине штурмана нашел систему открытия бомболюка и сброс бомб. Земля-Один, я готов к сбросу. Прием.
– «Ланкастер», я Земля-Один. Сброс. Прием.
– Принято. Сброс… Ой, я случайно на Одессу сбросил… Ой, там пожары в порту у бухты и взрывы… Ой, прожектора и зенитки заработали.
– «Ланкастер», я Земля-Один, подтвердите пожары в Одессе. Прием.
– Подтверждаю. Прием.
– Одесса оккупирована врагом, так что вы нанесли удар по нему. Не переживайте. Тишина в эфире. Это в последний раз.
– Принято.
Оставив рацию на той же частоте, только на приеме, я перебрался обратно. Все было подстроено, и разговор, и нужный вброс информации сделан, и сброс бомб на Одессу, я его спланировал сразу после взлета, когда карту с полетным маршрутом изучал. А систему сброса изучил, когда полковника вязал, а не когда с неизвестным общался. На минуту выходил из разговора, подправлял курс чтобы сбросить не на жилые кварталы, а на порт. Удалось, но кривенько, все же я не опытный бомбардир, но порт тоже полыхал.
Десять минут самолет летел сам на километровой высоте, и ничего. За два часа на скорости четыреста двадцать километров я преодолел две трети пути до Киева, когда полковник очнулся. Англичанин потряс головой, застонал, морщась, и начал осматриваться. Наконец, подняв голову, посмотрел на меня. Мне пришлось перегнуться через спину и посмотреть на того. Легкое дежурное совещание помогало нам все видеть, а так он у меня за спиной в кресле сидел. Мы вот уже час как снизились и летели на восьмидесяти метрах от поверхности земли. Это очень опасно, но позволяет скрыться от локаторов. Разве что посты воздушного наблюдения засекут шум этой тяжелой машины. А управлять ею стало действительно легче. Да и сброс груза сказался на экономичности моторов, стали меньше потреблять топлива. Теперь точно долетим, хотя я и раньше в этом не сомневался. Топлива точно хватит, главное, чтобы наши бы не принудили сесть раньше.
Поднявшись метров на триста и включив автопилот, мы к Киеву подлетали, а там свои должны быть истребители-«ночники», я подошел к полковнику и, надев на него шлемофон, а то тот что-то орал, а я не слышал. После этого включил внутреннюю связь, и он хотя бы мог сообщить, что хотел.
– Вы кто?
– Господин полковник, вы русский знаете? – спросил я у него на английском, вернувшись на место пилота и снова опуская машину ближе к земле.
– Нет.
– Фигово, – сказал я уже по-русски, но снова перешел на английский. – Ладно. Я – Иван Сусанин, самый известный русский богатырь, который уничтожал врагов пачками, как тот герой сказки с мухобойкой, семерых убивахом.
– Так вы русский?
– А, понял. Да, русский. Я бежал из лагеря под Анкарой три месяца назад. Вот сейчас к своим возвращаюсь. Кстати, полковник, я болел и не совсем в курсе дел. Сколько пленных удалось вернуть обратно? Наверняка ведь не все до наших прорвались.
– Думаете, я знаю?
– Думаю, да.
– Почти всех, часть погибла при сопротивлении, но сколько-то все же смогли уйти. Несколько катеров захватили, а одна группа даже сторожевик. Не наш, турецкий.
– Это все от недоедания, ослабевших было много. Вот если бы они в порядке были, черта с два бы вы их поймали. А вообще за то, что вы, твари, творили в лагере, я вас резал, режу и буду резать. Знаешь, скольких твоих соотечественников я уничтожил? Много. Давай посчитаем…