Долг. Мемуары министра войны
Шрифт:
В начале июня я полетел в Сингапур на ежегодный Азиатский саммит по безопасности «Шангри-Ла», организованный лондонским Международным институтом стратегических исследований. Заседания проходили скучно, однако на саммит прибыли высокопоставленные руководители оборонных ведомств со всей Азии, благодаря чему представилась возможность укрепить двусторонние отношения со многими государствами региона; кроме того, меня просили произнести вступительную речь. Поскольку участники саммита активно обсуждали в кулуарах отмену моего визита в Китай, в своем выступлении я решил затронуть этот вопрос – и двусторонние отношения в более широком контексте. Заместитель начальника Генерального штаба НОАК генерал Ма, представитель Китая, сидел в первом ряду. Я напомнил преимущественно азиатской аудитории, что президент Обама и Председатель КНР Ху Цзиньтао согласовали в прошлом ноябре «условия развития стабильного и крепкого военного сотрудничества» между двумя нашими странами. Я добавил, что ключевые слова здесь – «стабильный» и «крепкий»; подобные эпитеты вряд ли применимы к отношениям, которые «прерываются вследствие капризов политической погоды».
114
Имеется в виду Южно-Китайское море, разделяющее Тайвань и материковый Китай.
Когда начались вопросы из зала, отставной генерал НОАК попытался снова вернуть обсуждение к продаже оружия Тайваню. Я ответил, что китайцам, когда мы восстанавливали дипломатические отношения в 1979 году, было прекрасно известно, что поставки американского оружия Тайваню будут продолжаться. Почему же тогда, спросил я, Китай до сих пор цепляется за этот довод? Ответ генерала был честным – и весьма информативным. Китай, по его словам, не стал возражать в 1979 году против продажи Тайваню оружия, «потому что мы были слабыми. Но теперь мы обрели силу».
Возможно, самой важной среди множества моих встреч в Сингапуре стала встреча с президентом Южной Кореи Ли Мен Баком. Мне очень понравился Ли, человек здравомыслящий, реалистичный и настроенный проамерикански. (В отличие от его предшественника, президента Но Му Хена, с которым я встречался в Сеуле в ноябре 2007 года и который показался мне, во-первых, противником Америки, а во-вторых – слегка безумным. Так, он поведал мне, что главную угрозу безопасности в Азии олицетворяют Соединенные Штаты и Япония.) Чуть более двух месяцев назад, 26 марта, Северная Корея устроила дерзкую провокацию, потопив южнокорейский военный корабль «Чхонан». Ли сказал мне, что предупредил китайского премьер-министра: Север должен «осознать всю тяжесть последствий». Я согласился, что отсутствие адекватной реакции на случившееся побудит преемника Ким Чен Ира и «далее похваляться военными успехами», а также «породит ощущение безнаказанности». Ли предложил убедить ООН ввести экономические и дипломатические санкции против Северной Кореи и прибавил, что нам нужно провести в ближайшее время совместные военные учения, чтобы показать свою силу. Мы уже договариваемся о дальнейших учениях, напомнил я, но Соединенные Штаты готовы принять рекомендации Южной Кореи по продолжительности и масштабу этих учений. Ли твердо заявил, что о возврате к шестисторонним переговорам по ядерной программе Северной Кореи не может быть и речи, «пока они не признают свою вину и не компенсируют потери». Я поддержал его: «Возобновление шестисторонних переговоров должно рассматриваться как награда; всякое действие влечет за собой последствия, а уже потом переговоры».
Китай в своих спорах с соседями всегда предпочитает разбираться с каждой страной по отдельности – так легче и проще каждую запугать. Именно поэтому Соединенные Штаты давно искали и продолжают искать способы убедить страны этого региона объединиться и – при участии Китая – мирным путем уладить эти споры. Администрация Обамы особенно активно использовала данную тактику, причем стремилась обеспечить и наше собственное участие в разрешении региональных конфликтов – по мере возможности. Это направление деятельности возглавляла госсекретарь Клинтон. Важным шагом вперед виделся ее планируемый официальный визит во Вьетнам в июле 2010 года, а сразу после этого – региональный форум Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) в Камбодже (забегая вперед, скажу, что рассуждения Хиллари на форуме относительно притязаний на Южно-Китайское море и критика агрессивного поведения Китая неприятно удивили и разозлили Пекин). Пока я был в Сингапуре на Азиатском саммите, мой вьетнамский коллега пригласил меня в Ханой в октябре, на расширенную встречу министров обороны десяти стран АСЕАН: помимо представителей этих стран предполагалось участие министров обороны Австралии, Китая, Индии, Японии, Республики Корея, Новой Зеландии, России и Соединенных Штатов. Я знал, что Хиллари собирается посетить Вьетнам и Камбоджу в июле, и предполагал, что Вашингтон не станет возражать против моего визита в более поздние сроки, а потому принял это приглашение. Расширение сотрудничества – как раз то, к чему мы призывали все заинтересованные стороны.
После саммита в Сингапуре я полетел в Азербайджан, чтобы обсудить дальнейшее участие этой страны в обеспечении нашего «афганского маршрута поставок» через Центральную Азию (так называемая Северная распределительная сеть). Я никогда не бывал в Баку раньше, но знал многое об истории Азербайджана. Страной с богатыми нефтяными месторождениями на Каспии руководил
Мне показалось, что Баку насквозь пронизывает главная улица, которую образуют очень широкие бульвары со множеством новых красивых зданий и фешенебельных магазинов. Но всего в нескольких кварталах от этой «показушной» улицы располагался древний, пыльный и неуютный среднеазиатский город. В тот вечер мы ужинали в ресторане азербайджанской кухни, где разнообразное жареное мясо подавали на длинной деревянной доске. Помнится, мы только приступили к услаждению желудков, как один из сотрудников группы безопасности сообщил, что в ресторане пожар. Члены делегации поспешили эвакуироваться, но я не видел ни пламени, ни дыма, а потому остался за столом; компанию мне составила пара самых бесстрашных спутников. Через несколько минут, когда уже слышались сирены пожарных машин, группа безопасности, к сожалению, не оставила мне выбора – убегать или еще задержаться. Меня вывели за дверь, прямо навстречу первому пожарному автомобилю. Я сильно расстроился – терпеть не могу отказываться от хорошей, вкусной еды.
Вторая поездка в Азию в 2010 году, о которой стоит упомянуть, состоялась в середине июля и охватила Южную Корею и Индонезию. Основной целью визита в Корею была ежегодная встреча в формате «двое на двое»: с одной стороны госсекретарь Хиллари Клинтон и я, с другой – наши южнокорейские коллеги. Эта встреча приобрела особую значимость вследствие того, что Северная Корея потопила южнокорейский корвет «Чхонан». Лидер Северной Кореи Ким Чен Ир давно болел, и ходили слухи, что нападение на корабль ВМС Южной Кореи – идея его сына, Ким Чен Ына, молодого человека двадцати с чем-то лет; так, по моему мнению, он хотел показать северокорейским военным, что обладает необходимым мужеством и готов занять место своего отца. Подобный образ мышления предполагал учащение провокаций со стороны Северной Кореи, и потому было крайне важно подчеркнуть нерушимость нашего альянса с Южной Кореей.
Помимо переговоров «символическим» пунктом нашей с Хиллари программы было посещение демилитаризованной зоны в селении Пханмунджом. Нас привезли к наблюдательному пункту на вершине холма, где мы совершили обязательный ритуал, посмотрев в бинокль на территорию Северной Кореи. (Нам удалось избежать конфуза в отличие от нашего предшественника – не буду называть имени, – который приложил к глазам бинокль и стал позировать для фотосъемки, не заметив, что объективы закрыты защитными колпачками.) Лично я разглядел только деревья, ничего больше. В селении Пханмунджом нас провели в небольшое здание, прямо на демаркационной линии демилитаризованной зоны: именно здесь заключили перемирие военное командование Севера и представители сил ООН. Пока нам рассказывали исторические подробности, я смотрел в окно, за которым рослый и весьма грозного вида северокорейский солдат свирепо косился на нас с Хиллари. Мы прилагали все усилия, чтобы никак на это не реагировать; признаюсь, я с трудом подавил желание подойти к окну и сделать кое-что, не слишком соответствующее дипломатическому протоколу. В подобных ситуациях мне на ум частенько приходят, скажем так, оригинальные идеи, но, к счастью, я умею с ними справляться.
Третья важная поездка состоялась в октябре, в Ханой, для участия в расширенном заседании министров обороны стран – членов АСЕАН. Помимо беспрецедентного характера самого мероприятия выделю еще несколько значимых событий. Восемь министров, независимо друг от друга, говорили о необходимости разрешения споров относительно Южно-Китайского моря и других международных вод путем мирных переговоров; эта критика была адресована Китаю, чей министр обороны, генерал Лян Гуанле, присутствовал в зале. Все согласились с необходимостью выработать общий «кодекс поведения» при разрешении таких споров. Как правило, подобные дискуссии вызывали бурную реакцию Китая, но на сей раз генералу Ляну явно дали указание «не устраивать сцен» – в отличие от министра иностранных дел Китая, который при аналогичных обстоятельствах изрядно пошумел в Камбодже в прошлом июле. Лян просто сидел и внимал с совершенно равнодушным видом. Очевидно, что китайцы наконец осознали: их демонстративно агрессивная тактика ведет к изоляции, – а потому решили не обострять отношения без надобности.
Мы с Ляном пообщались в Ханое наедине. Председатель КНР Ху Цзиньтао планировал посетить Вашингтон в январе следующего года и хотел заранее обеспечить позитивное впечатление от своего визита. Посему НОАК в целом и Ляну в частности, похоже, приказали проявить вежливость по отношению ко мне. Лян начал разговор с упоминания о предстоящем визите Ху Цзиньтао в США и сказал, что в целом наши отношения можно считать дружественными. Затем он прибавил: «Господин министр обороны Гейтс, я знаю, что вы придаете большое значение военному сотрудничеству, и я ценю это, но главное все-таки – уважать коренные интересы друг друга и не усугублять проблемы». После такого вступления он пригласил «уважаемого министра» посетить Китай в начале 2011 года, что свидетельствовало о стремлении китайцев принять меня в январе, до приезда Ху Цзиньтао в Соединенные Штаты.