Долгая дорога в небо
Шрифт:
– Хорошо, Новембер-Дельта.
Ничего нового или неожиданного я от диспа не услышал, так что продолжаем и дальше идти на радиомаяк. После прохождения береговой черты начну снижение, чтобы подойти к аэродрому как раз на высоте круга. Ветерок у нас слабый, так что особой разницы, в какую сторону садится, нет. Можно было бы даже сесть с прямой, без кружения над аэродромом, но это не при моем уровне мастерства. Поэтому не торопясь, аккуратненько. А пока высотомер на давление аэродрома выставлю. Раз уж начал изображать из себя правильного – надо соответствовать. А то увидит кто, кто у меня давление стоит отличающееся от местного, и все. Вместо репутации аккуратиста я получу имидж пустозвона.
А вот и берег виден уже. Штурвал легонечко от себя, и поехали вниз. Рановато конечно, но резких маневров вообще желательно избегать. А мне так вдвойне. Ибо в Старом Свете по итогам такого обучения, как было у меня, мне бы даже PPL[Private Pilot License –
Береговую черту пересекаю на высоте в две с половиной тысячи футов. Это метров семьсот пятьдесят в человеческих единицах. Не знаю, какая у них тут высота круга принята, но стандартно – четыреста метров. То есть тысяча двести футов примерно. Так что продолжаем снижение и вертим башкой в поисках аэродрома. Вот он где, моя прелесть. Теперь начинается самое интересное. Запрашиваю разрешение на посадку и начинаю строить заход. Оно и так-то для меня пока не шибко просто, а еще в порядком одеревеневшими конечностями – так вообще песня. С насквозь нецензурным текстом. Хорошо хоть, мостился издалека и успел нормально построить глиссаду. Ну как нормально. Болтало меня на ней только в путь. Хорошо хоть, с радиотехническими средствами тут пока дело обстоит никак и не видит здешний диспетчер как меня колбасит. А то уже заколебал бы своими «Выше глиссады», «Ниже глиссады». Черт, а ведь промахиваюсь! Не дотягиваю до полосы. Грязно выругавшись на хорошем литературном языке, добавил газку. Нормально? Да ничего подобного. Скорость снижения именьшилась и точка касания у меня теперь будет где-то посреди полосы. Убавляю обороты и теперь вертикальная скорость растет, причем растет, сволочь, значительно быстрее, чем надо. Нет, ну его нахрен такие движения. Мне опытный человек говорил не искать горя – вот я так и сделаю. РУДы вперед до ограничителя, штурвальчик плавно на себя – ухожу на второй круг. Закрылки полностью убирать не буду, а вот угол выпуска сразу уменьшу – высоты еще достаточно, чтобы не бояться просадки. Да и проще так – все действия получаются точно как при взлете.
В этот раз решил не полагаться на глазомер и приборы, а поступил как все умные люди – строил заход, ориентируясь по характерным будкам приводов. Дальний прошел чуть выше – на семи сотнях футов, к ближнему исправился и нормально сел. Зарулил на отведенную мне стоянку и выбрался в вечернюю теплынь. Хорошо то как! Осталось осмотреть самолет и можно наконец успокоить бунтующий и требующий никотина организм.
Однако покурить мне не дали. Едва я закончил послеполетную, как к самолету подкатил грузовичок «Ивеко» желтого цвета. Из него выбрались два индивидуума возрастом около тридцатника и заявили, что их прислали из госпиталя для перевозки груза, который в госпитале будет осмотрен, взвешен, опробован и оценен специалистом. Теплившаяся у меня надежда быстренько, прямо на аэродроме, решить все дела и завалиться спать тут же помахала ручкой и растаяла в прекрасном далеко. «Ну раз прислали - перевозите» - заявил, открывая грузовую дверь.
Ребятишки для ускорения процесса попытались подогнать свой грузовик поближе к самолету. Мне эта идея хорошей не показалась, о чем встречающим было сообщено в весьма экспрессивной форме. Ибо нехрен. Лезть за схемой подъезда техники к самолету мне лень, а выяснять, достаточна ли для этого классификация водятла госпитального грузовика – тем более. Так что ручками, ребята, ручками. «Госпитальерам» подобная перспектива не шибко нравилась, но деваться им было некуда. Посему, что-то бурча, мужики взялись за дело – один выгружал из самолета мешки со льдом, в которые были уложены упакованные внутренние органы зверушек и рыб, а так же склянки со змеиным ядом, а второй принимал их в кузове грузовика и упаковывал в специальные ящики. Мне снизу было плохо видно, но предположу, что это было что-то вроде термоконтейнеров. Помогать этим шибко умным деятелям я не стал. Еще чего! Они мне чуть самолет по тупости своей не поуродовали – так пусть теперь руками работают, если головой думать не умеют.
Справились «грузилы» быстро, минут за десять, после чего мы выехали в госпиталь. Разве что тормознулись возле помещения диспетчера – пришлось заказать уборку в грузовом отсеке самолета. Талой воды вперемешку с кровью там натекло изрядно и если оставить все это до завтра – заколебусь отчищать. Да и завоняться может. Так что приходится платить, невзирая на жабу, напевающую голосом Кости Беляева про то, что «Расходы, расходы, кругом одни расходы». Но фиг с ними, с расходами. Тут доходы в кои-то веки на горизонте маячут. Так что ноги в руки, тело в машину и цигель-цигель.
20й день 7го месяца 24го года.
Филиппины, Лусон.
Герой известного фильма (снятого, кстати, на Филиппинах. Старосветских, естественно) любил запах напалма по утрам. А я вот запах керосина люблю. Не совсем здоровой любовью, правда, но любовь к наркотикам здоровой быть не может по определению. Да-да, керосин обладает наркотическим действием, вы меня правильно поняли. Слабеньким, конечно, и «ломки» не вызывающим, но все же. Вернувшись в авиацию спустя четыре месяца, проведенных на уровне моря, я сразу же ощутил, как мне не хватало этого запаха, пережженного движками воздуха и их характерного шума. Сейчас, правда, из трех перечисленных компонентов присутствует только первый, то бишь запах керосина. И вот конкретно в данной ситуации его наличие меня не радует. Потому что это означает, что одной ночи недостаточно для того, чтобы выпарить бочку от топлива. А выпарить ее надо, заниматься сварочными работами в присутствии топливных паров мне совершенно не хочется. Да, керосин такая штука что его даже специально поджигать заколебешься – когда я был юн и неопытен мне показывали фокус с бросанием горящей спички в ведро с керосом. Как можно догадаться, спичка просто гаснет. Но у меня не сам керосин, а его пары и вместо спички – электросварка. Так что рисковать не буду и пристрою бочку на солнышко, а сам займусь другими делами. Например, сварю и установлю мачту громоотвода. Сварщик из меня, конечно, паршивенький, но с такой работой справлюсь. Не уверен, что с первого раза, но спешить мне особо некуда. Не вынесет получившаяся конструкция общения с кувалдой – переделаю. Ближайшие несколько дней я совершенно свободен. Это потом надо будет готовиться к следующему рейсу. Что не вызывает особого энтузиазма – уж больно свежи воспоминания о предыдущем.
Нет, про сам полет ничего плохого сказать не могу. А вот прием-сдача груза… Это отдельная песня. По степени приличности сравнимая с некоторыми образцами творчества группы «Сектор Газа». Про приемку я уже рассказывал, кажется. А сдача – это то же самое, только в квадрате. Потому что при приемке каждая гребанная ливерина (от слова «ливер») и каждая долбанная склянка не взвешивалась с точностью до грамма и не подвергалась анализу на предмет содержания всяких нужно-полезных веществ. И это все исключительно в моем присутствии! Поскольку груз был довольно-таки приличного объема – процесс затянулся за полночь. При том, что в госпиталь я попал около двадцати двух часов. Учитывая, что для сдачи груза требовалось мое постоянное присутствие, из-за чего возможности пожрать-покурить у меня не было - к концу процедуры мой уровень филантропии соответствовал таковому у тигра-людоеда и на людей я вполне готов был кидаться. Фигурально, правда, но все же. И если в полете меня бесила вспомнившаяся реклама какой-то жвачки, то в госпитале мне хотелось ушатать колодкой автора слогана «Точность никогда не бывает лишней».
Но ничего, как-то выдержал. Ни на кого не сорвался даже. В первом часу ночи наконец-то получил платежку на сумму в тридцать одну тысячу шестьсот восемнадцать экю и убыл в ближайшую гостиницу. Убыл, что характерно, отягощенным. И знаниями, и всякой медицинской посудой со шприцами. Как выяснилось, госпиталь с удовольствием приобрел бы спинномозговую жидкость обезьян, в изобилии водившихся на Филиппинах. Там, правда, были свои нюансы, в том смысле что жидкость из самого позвонка – это одно, из межпозвонковых дисков – другое и смешивать их нельзя категорически. Ну мы смешивать и не будем. А вообще – это я удачно потрещал с главным провизором госпиталя, Игнасио Куандрао. Потому как на обезьянок у меня зуб имеется немалый. А уж теперь, когда к личному добавился бизнес – тутошних мартышек ждет тотальный геноцид. Жаль, кроме этого с них взять больше нехрен. Но мне и этого хватит. Вот за сегодня-завтра громоотвод сделаю, назначу дату очередного рейса и озадачусь охотой. Но это потом. Пока что – маску на морду и вперед, мастерить мачту.
Мачта мастерилась не особо хорошо. После неудачной первой попытки идея тупо сварить трубы торцом была забракована. Взялся переделывать, используя для увеличения жесткости швеллер. Который, собака, в ширину был больше диаметра трубы. Пришлось это вопиющее недоразумение исправлять при помощи кувалды и известной матери, придавая стенкам профиля нужный угол наклона. Наверное, было и какое-то другое решение, не требующее махать кувалдой на тридцатиградусной жаре, но я его не нашел. Так что пришлось работать руками. Умаялся порядочно, но сделал. С четвертого раза получившаяся конструкция «краш-тест» выдержала. Перевел дух и задумался: а как, собственно, теперь ставить получившуюся примерно пятнадцатиметровую хрень немаленькой массы? Подумал, покумекал, да и пошел за трактором. Идея была, в общем-то, проста: у меня к молниеприемнику приварен трос. Другой конец этого троса зацепить за навесной ковш трактора и тащить. Хоть гидравликой, хоть самим трактором. Мощности должно хватить. Только ковш надо поднять как можно выше, чтобы мачта поднималась, а не уперлась в дальний край подготовленной для нее ямы, разворотив ее. Нужно только мачту к самому краю ямы подтащить. Ну и Джока позвать, чтобы направлял движение конструкции и мне подсказывал, правее тащить или левее.
Подумано – сделано. Трос заведен за стрелу, которая сейчас поднимается, выбирая слабину. Вот верхушка мачты уже отрывается от земли, можно аккуратненько, на первой передаче начинать катиться вперед, что я и делаю. Секунд через тридцать после начала движения слышу металлический треск, а затем – звук падения на землю чего-то тяжелого. Выпрыгиваю из кабины и смотрю, как там Джок, не зашибло ли старикана? Живой. Орет. Матом костерит мои кривые руки и тупую голову. Ну значит нормально все. Теперь можно и разбираться, что же именно пошло не так.