Долгая прогулка
Шрифт:
К несчастью, изобретательные немцы предвидели такую возможность и придумали, как обернуть ее в свою пользу. Они сообразили, что, если сбросить бомбу с часовым механизмом, чтобы при ударе о землю она не взорвалась, а выглядела безобидной пустышкой, кто-то придет на место падения, чтобы ее увезти. Достаточно правильно выставить таймер, и бомба взорвется позже — как раз когда вокруг соберутся люди, пришедшие ее обезвредить. Немцы сконструировали такие таймеры в 1930-е годы и поставляли их франкистам в Испанию — к вящему удовольствию последних, так как оружие оказалось очень эффективным. В Англии же хитрость с таймерами сработала один-два раза, не более. Англичане быстро поняли, что им угрожает, и родилась новая саперная профессия: специалист по обезвреживанию неразорвавшихся бомб.
Так началось требующее полной отдачи состязание в изобретательности
Команды специально обученных саперов обезвреживали неразорвавшиеся бомбы. Пожарные команды гасили адское пламя. Британцы не сдались. Саперы самоотверженно трудились во имя победы, и в конце концов им удалось изменить стратегическое направление развития военных действий.
В Ираке нам еще раз представилась возможность ответить на вызов, однако мы ею не воспользовались.
Когда, перейдя кувейтско-иракскую границу и быстро захватив Басру, Кут и Наджаф, американские и британские дивизии совершали стремительный бросок к Багдаду и дальше на север страны, солдаты обнаружили по пути неохраняемые и незапертые подземные хранилища боеприпасов, большие склады артиллерийских патронов огромной разрушительной силы, авиабомб, мин и управляемых ракет. Вместо того чтобы выставить охрану и уничтожить эти запасы смертоносного оружия, мы оставили их нетронутыми и пошли вперед к более притягательным целям, рассчитывая на быструю смену правящего режима. Кое-где мы обследовали хранилища на наличие следов биологического и химического оружия, но не нашли ничего, кроме ржавеющих остовов кораблей, потрескавшихся бомб и пустых ракетных боеголовок. В отдельных местах мы взяли образцы, представлявшие ценность для технической разведки, и отправили их в Штаты. Большая часть наших находок осталась ржаветь под открытым небом: доступные всем и уязвимые, они не были нами забыты, но были брошены как не заслуживающие внимания.
К концу года хранилища боеприпасов опустели: иракские боевики вынесли оттуда все подчистую и распределили взрывные устройства между собой с тем, чтобы маскировать их у обочин дорог и предоставить нам избавляться от них по одному.
— Послушайте, что я вам скажу, — обратился к молодым командирам саперных подразделений главный мастер-сержант, а попросту ГМС. — Готовы? Сейчас вы охренеете.
ГМС стал сапером еще до моего рождения. Я навострил уши: сейчас меня посвятят в тайны профессии и сообщат что-то ценное. Была ночь, мы сидели на берегу пруда неподалеку от штаба оперативного подразделения. Я и еще два командира встретились на занимавшей обширную территорию военной базе к западу от Багдада, чтобы получить от командования новые инструкции. ГМС проводил неофициальную часть инструктажа.
Мы ждали. ГМС задумчиво посмотрел на темную сигару, которую осторожно разминал своими темными пальцами.
— Самодельные взрывные устройства — они как наркота, — сказал он. — Гребаная наркота, больше ничего. Думаешь, обезвреживая СВУ, ты спасаешь положение? На самом деле, обезвредить самодельную бомбу — это все равно что схватить и изолировать наркомана. Ты радуешься, что тебе удалось ликвидировать тайник с оружием? Раздербанить тайник — это как схватить продавца наркоты. Можно упрятать человека за решетку на тридцать лет за то, что он курит или продает травку, но, сколько ни сажай наркоманов и торговцев, наркота не переводится. Сколько ни отлавливай на границе контрабандистов
На минуту воцарилась гнетущая тишина. ГМС сделал еще одну затяжку — вишнево-красный кончик сигары ярко вспыхнул в ночи, окутавшей пустыню.
— Так что же нам теперь делать? — спросил я от имени всей группы.
— Есть только два пути, — ответил ГМС. — Первый: постараться отбить у них охоту к наркоте. Беда в том, что, пока мы здесь, всем нужна наркота и всякий может ее достать, когда вздумается.
— Ну а какой второй путь, если первый заведет в тупик? — спросил я.
— Сделать так, чтобы каждый довез до дому свою драгоценную задницу, — ответил ГМС на полном серьезе. — Позаботиться о каждом бойце и доставить каждого домой к маме. Чтобы остаться живым в Ираке, нужны пять вещей. Везенье, обучение, везенье, снаряжение и везенье. Молитесь каждый вечер перед сном, целуйте ваши хреновы четки, и, может быть, тогда мы все вернемся домой и выпьем пива в долбаном стриптиз-клубе еще до того, как эта свистопляска закончится.
Когда я впервые увидел Албица, он был весь в крови. Кровь была не его, но я об этом еще не знал.
Албиц, Медоуз и Рой застряли на расположенном к югу от Киркука одиноком аванпосту Бернстайн. Бернстайн с его спартанской обстановкой был создан для наблюдения за городком под названием Туз. За внешним спокойствием этого сонного городишки чувствовалась скрытая напряженность: периодически оно нарушалось вспышками разнузданного насилия. Поскольку команда саперов маялась от скуки и постоянно боролась с бессонницей, я иногда отправлял ребят на основную базу, где они могли хорошо поесть, принять горячий душ и пополнить запасы взрывчатки.
Теракт был совершен во время одной из таких поездок на базу. Вооруженный до зубов конвой вездеходов «Хамви» не так уж часто выезжает из Туза на север по безлюдному извилистому шоссе. Если подъехать к Киркуку с юга, то пересечь этот огромный и бестолковый город, двигаясь по достаточно широким улицам, можно только по одному маршруту. Какой-нибудь наблюдатель-одиночка в Тузе всегда может беспрепятственно позвонить своему двоюродному брату — члену террористической ячейки, действующей в Киркуке. Нетрудно предсказать заранее, в какое время конвой проедет тот или иной перекресток. Террористы выбирают для атаки такие места, к которым можно незаметно подобраться и откуда есть безопасные пути отхода. Броня наших вездеходов не так уж прочна — она легко пробивается кассетой снарядоформирующих зарядов.
Взрыв поразил вездеход, двигавшийся в колонне впереди машины, где ехали Албиц, Рой и Медоуз. Вся мощь взрывчатки, которой была плотно начинена капсула каждого заряда, обратилась на расположенную в передней части капсулы вогнутую облицовочную пластину, превратив ее в комок расплавленной меди, похожий на комету. Один такой грязный комок пробил заднюю пассажирскую дверцу, отсек три ноги и срикошетил от стойки, разбрызгиваясь по всему салону бронированного вездехода.
Команда саперов отреагировала первой: они первыми увидели взрыв и быстрее всех прибежали на помощь. Рой принялся осматривать место вокруг вездехода в поисках дополнительных взрывных устройств, которые могли быть спрятаны поблизости — для солдат, оказывающих первую помощь пострадавшим. Албиц погрузился в кровавое адское месиво и стал накладывать раненым жгуты на бедра выше того места, где у них раньше были колени. Солдату, сидевшему у двери, оторвало обе ноги, стрелку — одну. У человека со здоровым сердцем — особенно если это крепкий двадцатилетний парень — кровь из перебитой бедренной артерии, что проходит по внутренней стороне мускулистой ноги, хлещет с такой силой, будто это не артерия, а пожарный шланг. Оказывая помощь раненым, Албиц искупался в крови.
Когда Медоуз, Рой и Албиц прибыли на нашу базу и подошли к ангару, я еще ничего не знал о случившемся. Первым вошел Албиц — без единого слова, бледный, лысая голова вся в бурых пятнах. Я в этот момент находился в отделе оперативного дежурства: составлял очередной отчет, просматривал еще один отчет и пил уже не первую чашку кофе, восстанавливая силы после боевого задания, на которое мы выезжали накануне поздно вечером. Услышав, что кто-то вошел, я машинально поприветствовал человека, не глядя на него — лишь уловив боковым зрением бурые и серые камуфляжные цвета.