Долгие ночи
Шрифт:
— Я не очень устала.
— Нет, пойдем. Возможно, Арзу уже приехал.
Али редко отпускал старшего брата одного, старался всегда быть с ним. Но сегодня Арзу уехал в Шали с Маккалом, и Али беспокоился: власти недолюбливают Арзу, а в некоторых аулах на него косятся богачи. Нет, он обязан быть рядом с братом, кто знает, где может подстеречь его беда.
Как и предчувствовал Али, Арзу дома не оказалось. Тревога все сильнее овладевала им. Он несколько раз обошел двор, осмотрел огород,
— Пожалуй, схожу к Чоре, приглашу его на ужин, — сказал Али, обернувшись с порога.
— Возвращайся скорее, — предупредила Айза. — Ужин скоро будет готов.
Выйдя на улицу, Али немного успокоился. Солнце давно зашло, и его последние лучи тускло догорали на западе. С гор повеяло прохладой. Вечерний воздух наполняли привычные звуки аула.
Слышался людской говор, блеянье овец, мычанье коров, кто-то кого-то звал, лаяли собаки, носилась шумная ватага мальчишек.
— Продай мне свой участок, зачем он тебе? — услышал вдруг Али чей-то голос во дворе своего соседа Васала и остановился. "Да ведь это юртда [15] … Зачем он здесь?" — удивился Али.
— Не могу, — ответил Васал. — Земля мне и самому нужна. — Что ты с ней будешь делать?
— То, что все люди делают.
— Люди заботятся о ней, пашут, сеют, а твой участок весь бурьяном зарос.
— Я засею.
15
Юртда — аульский старшина.
— Чем? — не отставал Иса. — Надеешься, Аллах поможет?
— Как-нибудь… — обреченно выговорил Васал.
— Да у тебя не то что быка, даже кошки нет, а говоришь
"как-нибудь…"
— Люди помогут.
— Можно подумать, людям других забот мало.
— Нет. Не могу продать.
— Подумай, я дам за него полный мешок кукурузы.
— Пойми, дети мои должны жить. Им нельзя без своей земли. А люди не помогут, что ж… Если в прошлом году не пахал, то и в этом году тоже ничего страшного не случится.
— Тогда верни долг!
— Долг? — голос Васала прозвучал растерянно.
— Да, за тобой мешок кукурузы.
— Мы же договорились, я осенью верну…
— Я не намерен ждать. Или верни долг сейчас, или делай, как хочу я. Одно из двух.
— Ради Бога, Иса! Потерпи до осени! Чем я буду кормить детей?
Они умрут с голоду!
— Может быть, ты мне прикажешь заботиться о них? Не можешь сам прокормить семью, не плоди детей, как поросят.
Встревоженный Али решил зайти во двор к соседу. Заметив его, Иса поспешил удалиться.
— Ассалам алейкум! Добрый вечер, Васал!
— Ва алейкум салам! Вечер добрый и тебе, Али, — ответил Васал, протягивая искалеченную руку.
— Как чувствует себя Мархет, лучше ей?
— Все так же, — Васал тяжело вздохнул. Чувствовалось, разговор со старшиной выбил его из колеи. — Ты рано вернулся сегодня.
Закончил пахать?
— Завтра к обеду, думаю, управлюсь.
— Почему так долго? Твой участок и за день можно вспахать.
— На такой паре не разгонишься.
— Чей второй бык?
— Чоры.
Васал помолчал немного.
— Не знаю, Али, как мне быть. Замучил меня Иса. Все уговаривает, чтобы продал я ему свой участок. Упрекает, что уже который год не пашу землю. Правду говорит, а ни к Хорте, ни к Шахби не могу обратиться. Они словно сговорились с Исой сжить меня с земли.
— Не горюй, Васал, — Али похлопал соседа по плечу, — успокойся.
С твоим участком что-нибудь придумаем. Бог поможет, да и люди не оставят в беде.
— Мархет о тебе спрашивала, — беспомощно проговорил Васал. Ему стало стыдно за минутную слабость. Но что делать, бедность угнетала, приводила в отчаяние. — Зайди к ней, а я постою на воздухе, — сказал он, видя, что Али нерешительно топчется у дверей.
В передней было темно. Али толкнул другую дверь и неслышно переступил порог.
В доме было сумрачно; единственное окно, от времени перекосившееся на бок, еле пропускало отблески вечера. Али не однажды бывал у соседа, но только сейчас по-настоящему ощутил всю бедность, всю убогость этого дома. Здесь не было ничего, что могло бы порадовать глаз.
"Аллах, чем они провинились перед тобой? — невольно подумал он. — Помоги им".
— Кто там? — послышался слабый голос.
— Это я, — ответил Али, осторожно продвигаясь ближе к окну, у которого на глиняных нарах лежала Мархет.
— Али…
— Как себя чувствуешь? Тебе не лучше? — Али опустился на скамейку у изголовья больной.
На мертвенно-бледном лице Мархет мелькнуло что-то похожее на улыбку.
— Нет, Али, не жить мне больше на этом свете. Только вот смерть моя задержалась где-то в пути. Зову ее, а она не приходит. Я же знаю, как тягостно со мной, всем уже стала обузой.
— Не говори так, Мархет! Ты еще поправишься. Бог всемогущ, он поможет.