Долгие прогулки. Практический подход к творчеству
Шрифт:
– Ничего. Маме нужно писать.
– Что случилось, дорогая? – спрашивает ваш любимый человек.
– Ничего, просто мне нужно рисовать.
В тот год, когда я много преподавала в Северо-Западном университете и Чикагской школе киноискусства, вела частные занятия по курсу «Путь художника» и несколько групп по курсу «Право писать», мне правда очень нужно было писать самой. Преподавание отнимало массу времени и энергии, а остальное забирала семья. Я устроила себе короткий побег в Таос и во время ожидания выхода на посадку услышала мужской голос, заговоривший в голове. Схватив ручку и блокнот, начала записывать. Я так долго ничего не писала, что слова скопились во мне и теперь хлынули бурным потоком, властно и безапелляционно: я просто не могла не записывать их. Я писала в самолете, пока летела из Чикаго
Свобода означает возможность выбора своего бремени.
«Не сейчас, – отвечала я. – Мне нужно закончить». Я провела в Таосе почти месяц, и черновик романа был почти готов. Неохотно вернувшись домой, начала сбегать в ближайшее кафе и там, сидя за дальним столиком, дописала его. Прошло несколько месяцев, прежде чем я вернулась в семью на ту роль, которой от меня с нетерпением ждали: матери и жены. Просто я накопила настолько большие долги перед внутренним писателем, что на какое-то время не могла не поставить его на первое место. Этот опыт научил меня с чуть большим вниманием относиться к нему. Близким легче подстроиться под вашу потребность писать каждый день, чем смириться с вашим отсутствием в течение нескольких месяцев. Им проще притихнуть на время, пока вы не завершите книгу и не закончится эта мучительная стадия «стеклянной горы», чем прожить в тысячах километров от вас. Стадия «стеклянной горы», когда все не так просто, потому что работы очень много, бывает у каждого проекта. Близким и друзьям лучше научиться определять ее и мириться с ней. И они смогут, если мы объясним все и дадим им шанс.
Мы так сильно стараемся быть «нормальными», потому что слишком много слышали о безумстве художников. Мы слышали слишком много историй о Шерли Джексон, и Энн Секстон, и Сильвии Плат, и Зельде Фицджеральд. Нежелание быть такими, как они, превратило нас в опытных лгунов – знаете, когда ложь во спасение. Женщины это умеют. Я опытный художник и отношусь к своей работе как к тайной беременности. Я всегда осознаю свое внутреннее состояние и необходимость его защищать. Прошу прощения, если эта метафора покажется вам сексистской. Мужчины-художники, которых я знала и с которыми жила, часто относились к своим творческим проектам как к военным кампаниям, со всей присущей им секретностью, стратегией и защитой информации – наверное, это еще одна сексистская мысль.
Поскольку нас обучили быть мамами и папами, преподавателями и банкирами, юристами и судьями и вообще ответственными людьми и поскольку запугали ужасными историями о художниках – безответственных монстрах, трудно ответственно относиться только к одному – своему творческому началу. Трудно защитить его, когда отчаянно пытаешься удержать равновесие и не выпустить из рук крупный проект, наконец-то готовый (или не готовый) принять окончательную форму. На этой деликатной и неустойчивой стадии, на скользком склоне стеклянной горы творческих сомнений мы оказываемся в одиночестве. На ледяной поверхности нужно отыскать ненадежные опоры для ног и все же вскарабкаться вверх, пройдя весь трудный путь от концепции до реализации – до рождения, до подъема на Эверест. «Я слышу это! Слышу! Но никак не могу сыграть!» – как-то жаловался мне приятель-пианист. «Я слышу это! Слышу! Но никак не могу на бумагу перенести!» – в свою очередь как-то жаловалась ему я, когда меня чуть не сбила с ног мощная волна музыки и я не успевала записывать ноты.
Только по-настоящему осознав, что наше время на Земле ограничено и нет никакого способа узнать, сколько его осталось, начинаем проживать каждый день в полную силу, как если бы он был единственным.
Мы, художники, не любим рассуждать о ежедневной тревоге, связанной с творчеством,
Со временем и близкие, и друзья начинают все лучше распознавать симптомы, когда мы слышим его особенно явственно. «Тебе нужно писать?» или «Тебе нужно играть?» – спрашивают они. Большинство выбирают таких партнеров в жизни, которые любят в нас художника – особенно убедившись, что этот художник не намеревается их оставить. Жена писателя знает, что никакой ужин не сравнится с удачно написанной страницей. На краю письменного стола каким-то образом появляются бутерброды и куски пирога, которые мы с благодарностью поглощаем. Несомненно, в раю зарезервированы специальные места для тех, кто помогает нам в рождении творческих детей. Никакие благодарности в книгах не кажутся адекватной мерой признательности, которую мы чувствуем, когда нас понимают, и которая может сравниться лишь с ужасом, который мы чувствуем, когда нас не понимают. Так бывает, когда близкие ошибочно путают нашу потребность творить с эгоистичным желанием поставить себя выше остальных.
В молодости я очень дружила с Ником Кариелло, помешанным на политике. Как-то он пригласил меня пойти к его друзьям, помешанным на политике даже больше его. Я помню долгий вечер, много вина и их доводы, что художники ничем не отличаются от других людей. К ним не следует относиться по-особенному. Они должны выносить мусор точно так же, как и все остальные члены общества.
Мы все герои собственной истории.
«Да, мы тоже можем это делать, – согласилась я. – Но если вы заставите художника выносить мусор по 18 часов в день, он все равно будет заниматься творчеством. Это наше призвание». Да, это наше призвание. И да, мы выносим мусор. Но еще мы вынашиваем наши истории, симфонии, танцы и мечты. Мы вынашиваем их в обычной жизни, карабкаясь на «стеклянную гору» – свой Эверест.
ЗАДАНИЕ. Составьте карту «стеклянной горы»
Возьмите ручку и ответьте на следующие вопросы, не раздумывая.
1. Есть ли проект, который вы довели до стадии «стеклянной горы»?
2. Можете ли защищать свой рабочий график чуть жестче, чем обычно?
3. Как выкроить еще немного времени для себя, хотя бы полчаса в день?
4. Можете ли вы организовать побег от семьи, друзей и телефонов?
5. Есть ли у вас друзья, которые пишут в Starbucks, в библиотеке, за дальним столиком кафе, в машине?
Неподалеку может находиться духовный центр, где вы обретете личное творческое убежище и разделите пищу с членами общины. Множество священников и монахов – отличная поддержка в периоды творческих сомнений. И в женских, и в мужских монастырях есть возможность пожить уединенно и сосредоточенно, работая над завершением проекта. К примеру, я долгое время вела курсы по книге «Путь художника» в католическом центре творчества «Дом мудрости», расположенном в Литчфилде. Тамошние сестры – сами люди творческие, и каждый раз, попадая туда, я получаю возможность погулять в тишине и вновь обрести веру, необходимую для работы.
Возможно, слишком много чего бы то ни было так же плохо, как слишком мало.
Приземление
Творя, мы постоянно трансформируем себя и мир вокруг. Трансформируем и важные идеи, и мелочи, все тщательнее прорабатывая. Концентрируясь на этом, мы то увеличиваемся в размерах, то сжимаемся в точку. Горячка творчества делает мысли густыми, плотными, быстрыми и легкими, как хорошие чернила. Наш путь отмечен ими, как след самолета в небе.