Долгих лет царствования
Шрифт:
Люди на дороге нахмурились, когда я вышла, пытаясь выяснить, кто я такая. Они отчасти успокоились, когда увидели моего отца.
– Тит, - проговорил один из них. – Вышивший…
– Да, я выжил. А ещё выжила моя дочь. Так что, будьте добры, пропустите нас. Кто знает, что может случиться, если мы задержимся здесь.
– Конечно, - стражник низко поклонился мне. Даже если он и думал о том, что склонялся к ногам девчонки, покрытой копотью, с огромной кошкой на руках, он этого не показал. – Прошу, следуйте за мной.
Он повёл нас вокруг рва, до того места, где берег был не настолько крутым. В центре
Лодка врезалась в берег, и стражник крепко схватил её, прежде чем кивнуть мне, предлагая стать внутрь. Она покачнулась, когда я ступила на палубу, и пришлось прижать к себе Дэгни, если, конечно, я не хотела уронить её в воду.
– Крепко держите кота, барышня, - проронил лодочник. – Если не хотите, конечно, устроить ей внезапную ванну.
– Барышня?! – вспыхнул отец. – Это ваша новая королева!
Мужчина посмотрел на него, казалось, ошеломлённо.
– Простите, - промолвил он. Слова звучали почти вопросительно. – Тогда поспешите, нам стоит как можно скорее оказаться на том берегу.
Я устроилась на скамейке, и позади меня в лодку забралось два стражника, занимая всё оставшееся пространство.
– Погодите, - промолвила я, когда лодочник сделал первое движение. Я посмотрела на Наоми и своего отца, что всё ещё ждали на берегу.
– Лодка вернётся к нам, Фрея, - промолвил отец. – Ты должна первой оказаться в безопасности.
Они не могут заставить меня отправиться вперёд одной!
– Ну так стража подождёт! – воскликнула я. – Ведь мы же можем вместе переплыть реку.
– Нет, Фрея, стража подождать не может. Разве ты забыла о том, что случилось этим вечером?
Разумеется, я ничего не забыла. Но стража, равно как и все остальные, тоже могла причинить мне боль, даже прямо сейчас. Мы ведь понятия не имели, кто напал на короля. И, признаться, с людьми, которых я хорошо знала, будет безопаснее. К тому же, я совершенно бесполезна – и не хотела оставлять Наоми в одиночестве. Но лодочник уже отгрёб от берега, и я отлично знала, что назад он не повернёт.
Я уткнулась носом в мягкий мех Дэгни на холке. Форт маячил впереди тёмным пятном на фоне небес.
Лодочник оставил меня на берегу по ту сторону рва, и оставшаяся со мной стража поспешила потащить меня вверх по крутому склону, идти по которому было почти невозможно. Обувь соскальзывала в грязи. Я оглядывалась на противоположный берег. Надо подождать отца и Наоми – но стража была совершенно неумолима.
Наконец-то мы добрались до официальной дороги к Форту и оказались почти у входа самого замка. Его огромные железные двери были открыты, но мостик был поднят. Стража закричала, чтобы его подняли, и кто-то внутри, вероятно, услышал, потому что он с визгом упал вниз.
Я посмотрела с холма на город. Извилистые улицы, зубчатые крыши, старые министерские башни над ними, дворец в хаосе зелёного моря. Я ещё могла рассмотреть сияние огней в саду, что казалось ясным даже на рассвете. И у дворца такие высокие окна, и каменные колоны,
– Проходите, Ваше Величество, - проронил один из стражников. У него лицо было моложе, чем у другого, с хорошо подстриженной седой бородой и жгуче чёрными глазами. – Мы не можем задерживаться здесь надолго.
Я вновь посмотрела на отца и Наоми. Их лодка уже пересекла половину рва. Они были в такой безопасности, которую только могло обеспечить это место, и я совсем скоро увижу их внутри.
Стоит признаться, в Форте я прежде никогда не бывала – равно как и большинство живых, пожалуй, они б не перенесли этот запах. Воняло суслом и заброшенностью – затхлый воздух, плесень. Стены давили на голову, высокие, холодные и лишённые всяких картин и украшений.
Моя стража повела меня по коридору, но мы по пути почти никого не встретили. Некоторые горничные перебегали из комнаты в комнату, но мало кто смотрел на нас, и уж точно ни одна не остановилась, чтобы поклониться или опуститься в реверансе.
Меня привели к высокой, закручивающейся лестнице в дальнем конце Форта. Здесь не было ни ламп, ни окон, так что один из стражников схватил фонарь, чтобы осветить нам путь. Мы поднимались на второй, третий, четвёртый этаж…
На четвёртом наконец-то открылась дверь, и кто-то лёгким толчком запихнул меня внутрь.
Он был высоким – выше меня, хорошо сложенным. Мой нос уткнулся ему в ключицы, и он отшатнулся, споткнулся о ступени, по которым только что спустился. Я вскрикнула скорее от удивления, чем от боли, и Дэгни соскочила с моих рук.
Это был Уильям Фицрой. Я пошатнулась от столкновения, всматриваясь в его лицо. Голубые глаза были налиты кровью, золотистые волосы забрызганы чем-то – может быть, алым… Но он был жив! Ещё один из выживших. Я даже не думала о Фицрое, когда покидала дворец, даже не задумывалась о том, умер ли он, но теперь вот смотрела на него. Да, в какой-то степени он был идиотом, но смерти точно не заслуживал – и вот он, здесь. Твёрдое, крепкое дело, дыхание – всё это приводило меня в замешательство.
– Прости, - промолвил он, рассеянно покачав головой. Его горе будто бывисело в воздухе, и от присутствия парня становилось просто-таки больно дышать. – Простите меня… - он обошёл нас и зашагал вниз. Я смотрела ему в след, отказываясь отворачиваться, пока он не скрылся с моих глаз.
Он выжил. Хотя бы кто-то в этом страшном мире выжил!
Я вновь поймала Дэгни и кивнула своим стражникам, чтобы шагать дальше.
Они проводили меня на верхний этаж Форта, там, где сохранили королевские апартаменты, готовые к тому, что что-то когда-то случится. Когда мы приехали, за входом никто не наблюдал, но теперь там стоял один из стражников, а второй провёл меня в огромную комнату, явно предназначенную именно для королевы. На кровати горой стояли красные вышитые подушки, толстый ковёр покрывал холодный голый пол. Стояла арфа у стены, ведь королева любила музицировать, а в открытой двери шкафа можно было увидеть огромное количество платьев, каждое из которых стоило больше годового дохода большинства жителей этого королевства. Горшки с цветами стояли на туалетном столике, там же – кисть и какие-то драгоценные камни. Даже в чрезвычайной ситуации королева заботилась о своей красоте больше, чем о народе.